Собор. Роман о петербургском зодчем

– Да, честно сказать, грош ему цена…

– Да? – Огюст с азартом сощурился и подмигнул мастеру. – А вот посмотрите, что я из него через годик-другой сделаю! Еще и не узнаете его! Покупаю! Даю восемьсот, и больше у меня сейчас нет. Согласны? Загородные дома сейчас подорожали.

И, увидев, с каким сомнением мастер смотрит на пачку кредитных билетов, Огюст почти сердито добавил:

– Если откажетесь, я не поверю, что вы простили меня. Ну, нечего так смотреть, берите!

– Да благословит вас Мадонна, сударь! – проговорил каменных дел мастер и, стремительно повернувшись, кинулся прочь.

– Вот тебе и карета! Покатался! – прошептал архитектор.

Сзади опять послышались шаги, и знакомый голос проговорил:

– Это, выходит, кто ж теперь хвилантроп-то?

Посреди причала, ухмыляясь и нахально притоптывая ногою в новом толстоносом башмаке, стоял Алексей.

– Подслушиваешь? – устало спросил Монферран.

– Не-а. – Алексей любовно поглядел на свой башмак и затем весело глянул в лицо хозяину. – Случайно услыхал. Я пришел напомнить, что ваша милость не завтракали, да сказать, что я в вашем Дидро еще две страницы одолел.

– Вот как? Ты делаешь успехи. – И Огюст перешел на французский. – Не можешь ли в таком случае сегодня говорить со мною только по-французски?

– Могем! – отозвался Алеша, но тут же действительно заговорил на довольно правильном французском: – Мне еще вам надо сказать, мсье: только что… м-м-м… как это будет – «смотритель работ»?

Огюст сказал, и парень закончил:

– Он просил передать, что там привезли вам собаку.

Монферран опешил от такого сообщения.

– Какую собаку? Зачем?

– Для пристани, мсье.

– Собаку для пристани?!

Ему тотчас представился громадный лохматый пес, бегающий по причалу и неистово лающий.

– Вы просили вчера, чтоб для пристани привезли собачьи бревна.

– Собачьи?!

И тут вдруг до него дошло, и он расхохотался.

– Да не собачьи, а дубовые, черт возьми! Дуб, а не собака, мсье грамотей![40]

– Тьфу! – Слуга тоже засмеялся. – Не язык, а морока… «шен», «шьян»! Да будет вам так смеяться, Август Августович! Вы вон тут как-то тоже усталый пришли, да в плохом настроении, да и сказали: «Дождя идет». Я ж не смеялся!

Но от этих слов Огюст только пуще захохотал.

В этот день, вернувшись домой, он с порога сказал Элизе:

– Знаешь, Лиз, так получилось, что вместо коляски я подарю тебе домик… Правда, чтобы до него доехать, все равно коляска нужна, но мы ее весною купим. Хорошо?

– Отлично! – закричала, бросаясь ему на шею, Элиза. – Спасибо тебе! Я давно мечтала о домике, подальше от города, чтоб хоть иногда там прятаться ото всех вдвоем… Чтоб только шумели собаки, а за оградой лаяли дубы. Так получилось у Алеши, да? Ха-ха-ха!

И, схватив его за руку, она ринулась с ним в гостиную.

И тут он замер от удивления.

В гостиной на столе он увидел новую шелковую скатерть. На ней красовался высокий бронзовый подсвечник из спальни, над ним весело танцевали огоньки четырех свечей. В хрустальной вазочке, единственной реликвии, которую Элиза привезла из Парижа, лежала горка сладкого домашнего печенья, рядом возвышалась пузатая бутылка с горделиво вытянутой тонкой шеей и маленькой головкой в сургучовом паричке. Два хрустальных бокала, играя тонкими узорами огранки, прижимались к бутылке, будто поджидали, когда ее откроют.

– Что это? Что это значит, Лиз? – растерянно спросил Огюст.

Она протянула к нему руки и, когда он шагнул к ней, еще сильнее и горячее обняла его.

– Это значит, что я люблю тебя, мой Анри! Я люблю тебя еще больше, чем раньше, и хочу, чтобы ты это знал!

– Алексей тебе уже все выболтал? – тихо спросил архитектор.

– Да. И хорошо, что я узнала… Анри, знаешь. – Она прижалась щекой к его плечу. – Знаешь, я прежде не знала, чего больше боюсь: что ты будешь очень беден и горечь бедности станешь срывать на мне или что ты будешь очень-очень богат и богатство твое нас сделает чужими… Теперь я ничего не боюсь: я согласна жить с тобой в самой черной нищете и среди самых невиданных сокровищ! Твоя душа устоит.

– Спасибо, Лиз! – Он поцеловал ее волосы и сам прижал ее к себе. – Спасибо! И какие сокровища, о чем ты? Сокровище – только ты.

XIII

Секретарь генерала Бетанкура редко видел своего начальника в сильном раздражении, – свои чувства генерал великолепно умел скрывать. Поэтому секретаря удивило, когда в одно прекрасное утро господин председатель Комитета по делам строений и гидравлических работ вдруг выскочил из своего кабинета с какими-то чертежами в руках и почти закричал, хотя секретарь был отнюдь не глух:

– Немедленно пригласите ко мне господина Монферрана! Немедленно! И если его нет в чертежной, пускай ему передадут, что я жду его!

На свое несчастье (а это проницательный секретарь Бетанкура сразу же понял), Монферран оказался в чертежной. Услышав, что его ждет председатель, он, не говоря ни слова, поднялся со своего места и последовал за секретарем. Затем, войдя в кабинет начальника, архитектор постарался плотнее прикрыть за собою дверь, но и через толстые дубовые створки до чуткого уха секретаря долетел возмущенный голос генерала: