Соборная площадь (СИ)

День ваучеристов был насыщен до предела, как никогда за все полтора года после начала приватизации. Ваучеры скакали в цене, как зайцы. Стоимость их давно перевалила за сорок тысяч рублей, ребята надеялись на быстрый подъем до ста тысяч. Конец грандиозной правительственной программы, после которой должно было последовать долгожданное начало пересмотра старых цен. Об этом кричали буквально все средства массовой информации, подогревая и без того сумасшедший ажиотаж вокруг приватизируемых предприятий.

— Ты куда-нибудь вложил чеки? — спросил я у Аркаши.

— И не подумал, — презрительно хмыкнул тот. — Обещания инвестиционных фондов озолотить не стоят выеденного яйца. Скоро вы, обладатели злополучных акций, убедитесь в этом сами.

— Почему ты так уверен?

— Потому что питаюсь тухлыми посулами с семнадцатого года. Изменилось что за это время? Нет.

— Ты послушай, у меня дома мешок мелочи, — встрял в разговор Скрипка. — Медно-никелевый сплав, ценный. У населения на руках тысячи тонн. Подняло твое правительство номинал копеек, двадцатиков, рублей?

— Почему мое? — возмутился я.

— Потому что ты у нас главный демократ. Писатель. Голосовал за него, призывал.

— А ты не голосовал?

— Ходил. По привычке. Но мне все равно, кто будет у власти, лишь бы дали, на что брюхо набить. А твои правители даже мелочь у населения не удосужились выкупить, тогда, как обыкновенная стеклянная бутылка стоит теперь сто рубликов. А мелочь из медно- никелевого сплава, можно сказать, стратегическое сырье. Почем сейчас простое железо, я молчу. Вот тебе и вся «прихватизация» и обещанные будущие дивиденды. Как за копейки скупают ваучеры, так копейками и расплатятся.

— Но сам десяток чеков в «Гермес-Союз» вложил, — подковырнул я.

— Почему не вложить, — не смутился Скрипка. — Они мне, считай, даром достались. По три — пять тысяч. И эти денежки уже вернулись, скудненькими дивидендиками.

— А сколько с той суммы успел бы накрутить, если бы продал, — усмехнулся Аркаша. — С десяти чеков по пятьсот, по тысяче рублей с каждого, да умножить на количество прошедших дней.

— Ого, сумма приличная, — засмеялся я. — Пара автомобилей.

Жадно облизав губы, Скрипка покосился на нас и отошел в сторону, совершенно забыв уколоть меня тем же оружием. Глаза суетливо забегали по сторонам.

— Переживает, — определил его состояние Аркаша, довольный своими математическими подсчетами. — А ты нет, хотя вложил и пропил намного больше.

— Я еще надеюсь. Глядишь, когда-нибудь посмеюсь и над тобой.

— Все может быть, — Аркаша не оставлял надежды вывести из себя и меня. — Ну, как запойчик, снова обчистили?

Ну, жид пархатый, все-таки достал. Молча перекинув сумку через плечо, я пошел искать Алика-нумизмата, осыпаемый со спины мелкеньким смешком. Нашел я его в центре базара. Алик только что купил старинную икону в серебреном окладе.

— Что хочешь предложить, писатель? — сверкнул он набором золотых коронок. И без того смуглое лицо успело прожариться до черноты.

— Ложки. Императорские, его Величества Александра. Третьего.

— О, давай отойдем в сторонку, посмотрим.

Он долго вертел в руках столовый набор, сверкающий на жарком солнце почище его зубов. Затем вытащил лупу, принялся рассматривать поверхность одной ложки миллиметр за миллиметром. Остальные сунул в карман добротного пиджака песочного цвета. Наконец, поднял полысевшую, толкачиком, голову.

— Только шесть? Или есть еще?

— Все, — развел я руками.

— Жаль, наборчик редкий. Если бы двадцать четыре…

— У меня дома половина медного складня восемнадцатого века с белой и синей глазурью. Если бы целый…

— Ну да, ну да, — пожевал губами Алик. — Не знаю, что сказать. Предложи в музей. Впрочем, там ответят то же самое.

— Бабки нужны, — не утерпел я, чувствуя, что лучше бы промолчал.

— За триста тысяч ты же не согласишься? А больше я пока дать не могу. Нужна серьезная консультация.

— Триста пятьдесят. Все-таки из царской столовой.

— Не уверен. Скорее, причуды какого-нибудь промышленника или древнего старика — ювелира, вспомнившего при советской власти бурную молодость.