Соборная площадь

Я вспомнил, как она рассказывала, что бывший любовник, живущий этажом выше, часто выпрашивал деньги на бутылку. Сейчас, наверное, тоже что–нибудь купила тому офицеру за мой счет. Сделав шаг вперед, я ударил ее кулаком в лицо.

— Сволочь, на мои деньги поишь и кормишь своих хахалей?

Людмила отшатнулась назад. Затем схватила Данилку, прижала к себе. В глазах вспыхнуло презрение:

— Уходи, — выкрикнула она. — И больше не переступай порога нашего дома.

— Вот как, я тебе уже не нужен, — кулак снова опустился на подрумяненную щеку. Сын заплакал. — Сначала мы поедем и спросим у соседа, с кем ты приезжала.

— Никуда я не поеду, — закричала она. — Уходи отсюда.

— Нет поедешь, — я ударил еще раз. Накрутил длинные волосы на руку, потащил на себя. — Надо же поставить окончательную точку.

— Поедем, — вдруг согласилась она. — Только отпусти меня.

Ребенок был одет, он испуганно таращил глазенки на меня. Когда мы вышли в коридор, Людмила сунулась в соседнюю дверь, заколотила ладонями, ногами. Никто не откликнулся. Я врезал ей пощечину. Тогда она направилась к выходу из квартиры. Двор был пустой. Проскочив его, мы пошагали по немноголюдной улице. Людмила все время бегала глазами по сторонам. У проходной мясокомбината, она резко свернула влево, взбежала по ступенькам вовнутрь.

— Помогите, — закричала охранникам. — Он нас бьет.

Из–за стойки лениво вышел мужчина в форме, неторопливо оглядел всех с ног до головы:

— Успокойся, — взяв ее за руку и отводя в угол, посоветовал он. Обернулся ко мне. — Она же с ребенком.

— С-сука, — едва разжал я сцепленные зубы. — Я тебе верил…

— Больше не приходи, — нервно задергала подбородком Людмила. — Не открою.

— Сто лет ты мне… Сына жалко.

— Он не твой, понял?

— Ах ты… дрянь.

Не обращая внимания на загородившего дорогу мужчину, я шагнул было вперед. Затем развернулся и выскочил за двери проходной. По груди расползалось знакомое чувство пустоты.

— Он мой, — донеслось издалека. Запоздалый возглас пролетел мимо ушей, не затронув сознания..

Несколько дней я приходил в себя. Неожиданно проснулась дикая любовь к сыну. Днем и ночью маленький Данилка стоял у меня перед глазами. В который раз уже такое наваждение. В прошлые разбеги не находил себе места, даже мультики спокойно не мог смотреть, выключал телевизор. И теперь. Казалось, что людмила не следит за ребенком, бросила его, он, бедный, плачет день и ночь. Или вообще решила сдать в детский дом, зачем ей двое, без них жрать нечего. К тому же, она не соувсем нормальная. Я кусал зубами подушку, драл ногтями обои на стенах. Недаром люди говорят, что поздний ребенок самый дорогой. Данилка представлялся мне красивым, умным. Многообещающим из всех детей… Гороскоп подтверждал надежды. Рожденный в год Собаки и в месяц Водолея, сын характеризовался как ученая Собачка, интеллектуал в своей среде. Значит, во что бы то ни стало, необходимо было дать ему достойное воспитание, поддержать на первых шагах. Разве Людмила могла по настоящему заняться им, если сама так и осталась ни на что не годной. Антон учиться бросил тоже. Больше не выдержав жестоких пыток, позвонил куму с кумой. Что Игорь, что Светлана приняличсь успокаивать одинаково. Тогда попрозрачнее напомнил куму, что не только явлЯюсь крестным отцом его сына Максима, но и он крестил моего данилку. Игорь согласился поехать к Людмиле. Мы подошли к двери на четвертом этаже старого кирпичного дома в послеобеденное время. Звонили долго, то он, то я. Наконец, послышался шорох:

— Кто там?

Я сразу узнвал голос матери Людмилы, заторопился со словами:

— Откройте, мне поговорить надо.

— И не приходи больше никогда, — заволновалась старуха. — Избил Люду, а теперь шастаешь. Мы милицию вызывали. Участковый сказал, что если бы ты жил в нашем районе, он бы тебя посадил на несколько лет. Уходи, чтобы и духу твоего не было.

Мне хотелось крикнуть, что она с отцом и раньше становилась поперек дороги дочери, мешая той найти свое счастье. Но сил хватило лишь на один вопрос:

— Елена Петровна, позовите Людмилу, я дам ей деньги, продукты и рубашку для Данилки.

— Нету Люды, нету. Уехала, — с надрывом в голосе залопотала старуха. — С Даней наУкраину, не знаю, когда приедут. Отходите, иначе у меня молоток под рукой. Я не Люда. В обиду себя не дам. Больше не тревожьте, по добру, по здорову.

Странные люди, испуганные на всю жизнь и пьянкками отца, и долгим грохотом кулаков любовников Людмилы в дверь, и, вдобавок, моей пьяной выходкой, закончившейся безобразной дракой. Прав я или не прав, для них не имело никакого значения. Неужели нельзя спокойно открыть дверь и так же спокойно объяснить, что данный субъект в данной квартире просто нежелателен.

— Пошли, — растерянно поморгав ресницами. Дернул меня за рукав кум. — Больше здесь делать нечего, вряд ли они откроют.

Это я понял и сам. Спустившись по лестнице, мы молча пересекли двор. На Буденновском проспекте кум притормозил. Обернувшись ко мне, участливо оглядел с ног до головы:

— Что собираешься делать дальше?

— Не знаю. Пора завязывать с бухаловом.