Соборная площадь

Я вспомнил, как его бывшая супруга скупила по дешевке мебель и другие вещи у одинокого мужчины, квартира которого тоже была в нашем подъезде и у которого часто оставалась ночевать. Вскоре мужчина умер. В доме говорили, что она забрала его с собой. При жизни она часто жаловалась, что в ее падении виноват муж. Он приводил в дом друзей, подливал вина. А потом уже сама вошла во вкус. Она ненавидела мужа, хотя при нем твердила обратное. Наверное, просто боялась. Воровала ли она у меня, я не знал, потому что трезвый в квартиру не запускал, а пьяный ничего не помнил.

— Интересная была женщина, к сожалению, растерянная, — поддакнул я. — Давай выпьем, пока шампанское не выдохлось.

Мы выпили. Вскоре пришли гонцы, принесли бутылку водки. Опорожнили и ее. Потом послал еще. Шатался по кухне, не зная, куда приткнуть сумку. Затем забросил куда–то и отрубился. А рано утром пришел бывший зять соседа Андрей. Помню, как впуская его, тот воскликнул, что дверь почему–то открыта. С трудом поднялся со скомканной постели, пошел проверять, на месте ли деньги. Сумки не было.

— Все, звоню в милицию, — втискиваясь в комнату, объявил я. — У меня пропали бабки.

— У тебя же их не было, — повернулся ко мне сосед. — Много денег?

— Восемьсот шестьдесят долларов, девятьсот пятьдесят тысяч рублей и шестьдесят пять ваучеров.

— Ничего себе, — развел руками тот. — Тогда звони, если это поможет. Мы изрядно поддатые, разбираться вряд ли будут.

— Если сам по пьянке не спрятал, — выставляя на стол две бутылки водки, спокойно сказал Андрей. — Впервые ищешь? Сколько раз набрасывался на меня, на других, а потом находил.

Его слова возымели решающее действие. Я сразу успокоился, даже испугался, что проболтался про доллары. Наверное, удалось найти потаенное место и они сейчас лежат там. Искать при посторонних не стоит, пусть думают, что денег не было вообще. Пьянка продолжалась. Я уже почувствовал, что впал в запой. И все–таки после второго стакана принялся за поиски снова. Собутыльники сочувствующе цокали языками, не принимая участия. Сумка вскоре нашлась. Пустая. Она была заброшена в антресоль под потолком. Опять я подумал, что сам вытащил из нее деньги, перепрятал их в какой–нибудь угол. Устало плюхнулся в кресло. Мне услужливо подвинули стакан с водкой. На новеньком паласе блестели осколки от бокалов. Андрей взялся за гитару. Приходили и уходили в большинстве незнакомые люди, рекой лилось вино. Помню, когда со спиртным возникла проблема, уверенно подошел к шифоньеру, вынул из курточки двадцать долларов по единичке. Небрежно отстегнул несколько купюр. Сбегали, принесли водку, заявив, что баксы удалось пристроить с трудом. Если бы не узнали, что их дал писатель, то не отоварили бы вообще. Я посмеялся над тупорылыми коммерсантами.

Опомнился лишь двадцать пятого января. Собутыльники давно разбежались. В кармане нетронутых два доллара. Ни японских часов на руке, ни других побрякушек. Сердце работало громко и беспорядочно. Замирало, срываясь в бездну, вновь начинало неистово колотиться. С трудом поднявшись с дивана, я закрыл дверь, потащился в магазин. Брюки грязные, помятые, будто их только что вытащили из задницы негра. Рубашка порвата, старая курточка в потеках то ли липкой смолы, то ли подсыхающего дерьма. Хорошо, что еще догадался на второй день загула снять костюм и переодеться в повседневное. Продавщица долго крутила перед лупастыми глазами долларовую бумажку.

— Не возьму, — наконец, вынесла она приговор. — Может, ты подсовываешь липовую.

— На вторую, за две бутылки вина, — бросил я на прилавок еще один измятый доллар. — Я тебя когда–нибудь обманывал?

— Не обманывал, но ты пропился, — резонно заметила женщина. — Алкаш способен на все, лишь бы залить горло.

— Писатель, иди сюда, — позвали из–за столика. Я с трудом повернул голову, земля уходила из–под ног. — Пей, брат, ты никогда мне не отказывал.

Мужчина был абсолютно незнакомым. Рядом краснел пьяной мордой Петря, когда–то сорвавший с моей шеи две золотые цепочки, а потом вынесший из квартиры несколько икон. Тогда я еще что–то соображал. Хотел сделать ему, пожаловался владыке поселка Юрке Царю, Сэму. Но Петря клятвенно перекрестился, заверив парней, что оставил меня лежащим на полу в раскрытой настежь квартире. Парни засомневались, но зная его как нечистого на руку, перестали с ним здороваться. Еще существовали правила поведения в несущемся в пропасть обществе. Выпив залпом стакан вина, я еле успел выскочить на улицу — захлестало изо всех дыр. Организм продолжал бороться за выживание уже самостоятельно.

— Подожди минут пять, пусть успокоится, — авторитетно посоветовал за спиной дядька Лешка. — Потом глотай без опаски, иначе кранты. Я налью.

Через некоторое время вино действительно пролилось в желудок, не вызвав в нем бури негодования. Полегчало.

— Давай свои доллары, писатель, — протянул руку Петря. — Я договорился с продавщицей. Сказал, если что, отвечу сам.