Соборная площадь

И я сдался, не в силах поднять руку на друга, потому что был знаком с ним двадцать пять лет, потому что мы вместе тягали набитые формовочной землей тяжеленные опоки в литейном цеху. Аж пупки звенели от адского напряжения, не говоря уже о мускулах. Сдался, потому что не знал, куда себя девать от горячего стыда за случившееся. Пошарив по карманам курточки, вынул мешочек и протянул его Виктору:

— Держи, друг. Но не забывай, что тебе предстоит серьезная разборка, потому что золото чужое.

— Разберемся. Хоть завтра. Придешь и разберемся.

Последние слова странным образом поколебали мысль о том, что грабят по–настоящему. Вдруг подумалось, что Виктор наоборот беспокоится обо мне, а завтра я приеду, и все будет в порядке. Они уже собрались уходить, как вдруг Пашка вернулся и потребовал тем же жестким голосом:

— Снимай и курточку.

Теперь я уже раздевался покорно. Отдав курточку, вытащил из кармана приличную пачку оставшихся денег и тоже протянул прыщавому сосунку. Нет, они не грабили. Они просто хотели, чтобы меня не обшмонал кто–то другой, хотя, конечно, я мог бы добраться домой самостоятельно. Но так спокойнее, ничего ценного не осталось. Проводив их, торопливо бегущих к далекому подъезду, спокойным взглядом, я развернулся и зашагал в сторону одинокого трамвайного звонка. Тело расслабилось, мозги вновь заволокло ядовитым туманом сильного алкогольного опьянения. Раза два или три я приложился к мерцающей в лучах луны мертвенным светом жесткой дороге, поскользнувшись на обледенелых буграх. Потом сознание переключилось на автопилот.

Очнулся я с в подъезде какого–то дома, под батареей отопления. В первый момент не мог понять, где я нахожусь, и что произошло. Ни курточки, ни шапки с туфлями, карманы брюк вывернуты наизнанку. Мимо торопливо пробегали еще полусонные жильцы. В голове постепенно прояснялось. Значит, наступило утро, люди спешат на работу. Курточку со всем содержимым вчера забрал у меня друг со своим сыном, а туфли с шапкой, видимо, сняли уже местные алкаши, когда я вошел в подъезд, и завалился под батарею отопления. Так, на всякий случай, я еще раз пошарил глазами вокруг. Глухо, как в танке. Теперь не мешало бы узнать, в какую сторону занесло. Не дай Бог придется тащиться разутым и раздетым через весь город, как бывало не раз. В пьяном виде человек идет домой не сразу потому, что не хочет остаться один в пустой квартире, или, если есть семья, не попадать на острые зубы жене и домочадцам. Поэтому он отправляется на поиски друзей и знакомых, у которых можно было бы пережить временные житейские неурядицы, привести себя в порядок. Выйдя на улицу, я понял, что нахожусь недалеко от родной «хрущобы». Идти в носках по снегу, да еще с глубокого похмелья, было настоящей пыткой. Но я с честью преодолел это расстояние, не обращая внимания на шарахающихся в сторону прохожих. Мысль о том, что Виктор сделал правильно, отобрав у меня ценности, подогревала душу. Неизвестно, сумел бы я добраться до любимой постели самостоятельно. Арутюн на работу еще не уходил. Рассказав о случившемся, я попросил открыть двери в собственную квартиру, потому что ключи исчезли тоже. Общими усилиями мы сломали замки. Но замки — дело наживное. Не раз приходилось вышибать их ногами. Главное, я в своем доме, где тепло, уютно и есть деньги на похмелку.

— Хорошо, что твой друг отобрал у тебя золото, иначе бы ты снова оказался на мели, — сказал перед уходом Арутюн.

— А если он меня действительно ограбил? — не удержался я от подсознательного предположения. — Может такое быть?

— Э-э, брось ты, я его видел. Серьезный парень, скромный, стеснительный. Какой ограбил. Выбрось из головы дурные мысли.

— Тогда вечером давай съездим к нему вдвоем. Я как раз отойду, да и он с работы придет.

— Сегодня не смогу, свидание у меня, — отказался Арутюн. — Сам съезди. И не думай о друге плохого. Такого не бывает.

— А завтра? — не отступал я. — Не доеду. Трясет.

— Ну… как хочешь. Деньги нужны, понимаешь? Они не в обороте.

— Понимаю. Но один не смогу.

— Хорошо. Поедем завтра.

Похмелившись и кое–как починив замок, я пошел болтаться по поселку. Поэтому выбрались только на третий день к полудню в надежде застать хоть кого в квартире у друга. На звонок никто не открыл. Я знал, что Татьяна работает в Доме быта, мы подались туда. После долгих расспросов узнали, что она работает в вязальном цехе.

— А-а, явился, — с порога закричала она. — Ты помнишь, как бросался на нас с ножом? Витьку чуть не пырнул. Мы не знали куда деваться.

— С каким ножом? — оторопел я. От мысли, что меня действительно ограбили, лоб мгновенно покрылся мелкой испариной. — Что ты мелешь, Таня, я же помню, как от вас ушел.

— Ушел! — еще пуще разошлась та. — Витька с Пашкой часа два тебя искали. Боялись, что ты забьешься в какой угол и замерзнешь.

— Зачем же они меня искали, если я бросился на вас с ножом?

— Ну, ты подумай, а? Пожалели тебя, дурака, вот зачем, — она резко всей тушей повернулась к Арутюну. — Мы всю ночь не спали, думали, упадет где и закоченеет. На ногах не стоял.