Соборная площадь

Я сплюнул. Ну почему по выходе на работу в первую очередь не спросить о положении дел у постоянно находившихся в курсе дисциплинированных ваучеристов. Какая необходимость немедленно нацеплять табличку и хапать все подряд, замораживая и без того тощий запас налички. Хреновый из меня коммерсант, никчемный какой–то. То ли постоянные влеты и пьянки развили чувство жадности, торопливости, то ли от природы тупой, как пробка. Теперь остается куковать, пока ребята будут крутиться на твоих глазах. Грубо отшив еще нескольких клиентов, я подался в центр базара на разведку. И, как обычно бывало после стрессовых ситуаций, Пиджак, наша палочка–выручалочка, собственной персоной навстречу.

— Чеки есть? — на ходу бросил он.

— Есть.

— Сколько?

— Больше десятка с предновогодними.

Названная Пиджаком цена приподняла мой жизненный тонус. С ваучера выходило минимум две штуки навара. Быстренько слившись, я побежал на законное рабочее место, благодаря судьбу за подарок.

— Ты о нашей сделке никому пока не шлепай, — крикнул вдогонку Пиджак. — Может, придется снижать ставки.

Понятно. Из–за неразберихи и обилия ваучеров крутой сливщик решил потуже набить свой карман. Котировка на РТСБ, скорее всего, продолжала устойчиво ползти вверх. Накупил чеков подешевле, сиганул в послеобеденный самолет, на который заранее куплен билет, глядишь, уже в московской гостинице приплюсовал к остатку еще несколько миллионов рубликов. А утречком снова в Ростов. Но для такого крутого бизнеса нужно иметь немалый первоначальный капитал. Всем известно, что деньги идут к деньгам. Предупреждение Пиджака я почему–то отнес ко всем остальным, только не к себе, решив, что у меня он возьмет чеки по цене, которую отвалил только что. Буквально через полтора часа пришлось расплачиваться за собственную глупость. Единственный на базаре сливщик Пиджак резко опустил планку покупки ваучеров. Мне с трудом удалось уговорить его принять чеки по той цене, по которой брал сам. А люди все несли их, единственную ненужную ценность, оставшуюся дома после праздников. Работы на заводах и фабриках не было, зарплата не выдавалась месяцами. Видимо, правительство решило, что нация, за семьдесят с лишним лет пережившая не такие катаклизмы, выдюжит и на этот раз.

Где–то до середины января положение на чековых аукционах оставалось неустойчивым. Затем, под чутким руководством Чубайса и активно подключившегося Черномырдина дело сдвинулось с места. Приватизация национального достояния вошла в решающую фазу. Особенно усердствовало на этом поприще акционерное общество открытого типа «МММ». Люди не отрывали глаз от экранов телевизоров, когда запускались рекламные ролики с Леней Голубковым в главной роли, а тем паче с обаятельной «Просто Марией». Билеты «МММ» раскупались мгновенно. Они действительно росли в цене как на дрожжах, подкладываемых в хмельную брагу обмана обеими братьями — председателями с нерусской фамилией Мавроди. Впрочем, мэр Москвы Гавриил Харитонович Попов тоже по национальности был грек. Потом, немного позже, народ во всей красе познал проповедуемый воротилами миссионерами спартанский образ жизни. А пока он жил в захватывающей всех эйфории наибыстрейшего обогащения. Владельцы билетов чувствовали себя новоиспеченными миллиардерами. Ваучеристы тоже скупали их тысячами и десятками тысяч.

Двадцать второго января судьба облагодетельствовала и меня. Буквально за день до неординарного события я провожал пришедшую навестить Людмилу домой. Половину неблизкого пути мы прошли пешком. Она жаловалась на сильные боли в пояснице, на то, что ноги отекли окончательно. А на следующий вечер Антон, ее сын, уже звонил по телефону, с прихлебами сообщая, что мать родила. Мальчика. О, это было достойное известие. Захватив Сэма, соседа–казака, я помчался в центральную городскую больницу. В родильное отделение нас, конечно, не пустили. Передав дежурной медсестре цветы и приветы для Людмилы и побродив под измазанными белой краской окнами, мы направились на расположенный вдоль забора больницы рынок, основательно затоварились спиртным, дорогими сигаретами. И завертелась многодневная пьянка, после которой, с похмелья, я узнал, что Людмила с ребенком уже дома. Забрали ее бабушка с Антоном. Я кинулся по магазинам в поисках приданого для новорожденного и коляски. Комплект с одеялами, пеленками, распашонками и прочим обошелся в копеечку. Колясок, раскладных, импортных, дешевых, нигде не оказалось. Пришлось купить в комиссионном простую, за тридцать три тысячи рублей. Нагрузив ее детскими вещами, я приволок добро к любимой пассии на квартиру. Там впервые увидел своего сморщенного, абсолютно равнодушного сына.

— Как назовем? — дождавшись, пока я обследовал пацаненка с головы до крохотных пяток, спросила Люда.

— Данила, — не задумываясь, ответил я. — Данилка, маленький мой, сыночек курносенький.

— Данила… Данилка… Даня… — она задумалась. — Мне кажется, нормально. Необычное имя, неприевшееся. Случайно, не в честь главного героя твоей повести из книги?