Собрание палийских джатак

Как ворону царя гусей, тебе схватить его невмочь".

И ещё произнёс мудрец, подобный бесстрашному льву:

"Шакалы, в сумерках ночных увидев кимшуки цветы,

За клочья мяса их приняв, теснятся стаей, подлецы.

Но минет ночь, настанет день, и в свете солнечных лучей

Цветы увидят и поймут свою ошибку подлецы.

Так ты, Ведеху осадив, ошибку наконец поймёшь

И, злясь, от города уйдёшь ни с чем, как от цветов шакал".

Царь, услышав эту бесстрашную речь, подумал: "Сын старейшины так дерзок в своих речах. Значит, Ведеха бежал, в том нет сомнения". Гневу его не было границ. "Когда-то из-за этого сына простолюдина я остался нагишом, – подумал он. – Теперь он помог бежать моему врагу, который уже был в моих руках! Поистине, он сделал мне столько зла, что теперь – дай только срок – я заставлю его расплатиться за двоих!" И он отдал такие распоряжения:

"Ему отрубите и руки, и ноги, отрежьте и уши, и нос,

Злодею, что дерзко из рук моих вырвал Ведеху, врага моего!

С костей его срежьте вы мясо, поджарьте, на вертел потом нанизав

Злодея, что дерзко из рук моих вырвал Ведеху, врага моего!

Как шкуру, с быка ободрав, расстилают потом на земле,

Как льва или тигра на колышки шкуру натянут, когда обдерут,

Так кожу, с него ободрав, расстелите! Проткну многократно копьём

Злодея, что дерзко из рук моих вырвал Ведеху, врага моего!"

Услышав это, Великий улыбнулся. "Брахмадатта не знает, – подумал он про себя, – что его царицу и всю его семью я отправил в Митхилу. А ведь в порыве ярости он может пронзить меня стрелою, может сделать всё, что взбредёт ему на ум. Поражу его горестною вестью – пусть поникнет он на своём слоне, снедаемый сердечной мукой". И он произнёс:

"Когда отрубишь руки мне и ноги, уши, нос отрежешь –

Ведеха то же сделает с Панчалачандой.

Когда отрубишь руки мне и ноги, уши, нос отрежешь –

Ведеха то же сделает с Панчалачанди.

Когда отрубишь руки мне и ноги, уши, нос отрежешь –

Ведеха то же сделает с царицей Нандой.

Когда отрубишь руки мне и ноги, уши, нос отрежешь –

Ведеха то же сделает с твоей семьёю.

Когда с костей мне срежешь мясо и на вертеле поджаришь,

Ведеха то же сделает с твоей семьёю.

Когда с меня сдерёшь ты кожу и копьём истычешь,

Ведеха то же сделает с твоей семьёю –

Так мы с Ведехою давно договорились.

Как щит, из сотни кож сработанный искусно,

Разящих стрел удар надёжно отражает,

Так от Ведехи отвратил я все несчастья,

Как стрелы – щит, твои, о царь, отбил я козни".

Царь, услышав речи Махосадхи, подумал: "О чём это толкует сын простолюдина? Как это может быть, чтобы Ведеха поступил с моей семьёй, как я с ним поступлю? Он не знает, что семья моя сейчас под охраной в надёжном месте, и в страхе болтает вздор, чтобы оттянуть час расплаты. Я не верю тому, что он говорит". Махосадха догадался, о чём он думает, и сказал:

"Пойди взгляни, о махараджа,

В тереме твоём пустом нет ни жены,

Ни матери и ни детей твоих, о кшатрий.

Подземным ходом увели давно их в плен к Ведехе".

"Мудрец говорит так уверенно, – подумал царь. – А ведь ночью мне и впрямь послышался близ Ганга голос царицы Нанды. Великой мудрости этот человек. Быть может, он и правду говорит". Горесть овладела им, но он сдержался. Не подавая виду, он призвал к себе одного из советников и послал его проверить сказанное мудрецом:

"Ступай в мой терем и разведай,

Он правду молвил или ложь".

Посланец отправился с отрядом в столицу панчалов. Когда он отворил двери внутренних покоев дворца и вошёл туда, он обнаружил часовых, связанных по рукам и по ногам, с кляпами во рту, подвешенных на крюки в стенах, а с ними горбунов, карликов и всякую другую челядь. И он увидел, что посуда перебита и разбросана по полу, двери в сокровищницу взломаны и она разграблена вчистую, а двери в опочивальню тоже отворены и по ней гуляют вороны, залетевшие в раскрытые окна, словно это была покинутая жителями деревня или кладбище. Найдя чертог в таком плачевном виде, советник вернулся к царю и доложил: "Всё так, о махараджа, как Махосадха сказал: твой терем пуст, деревне брошенной подобен, населённой вороньём".

Царь содрогнулся, сражённый горем, когда узнал, что его родные исчезли. "Эту беду принёс мне сын старейшины!" – подумал он, и злоба охватила его, какая овладевает змеёй, которую ударили палкой. Видя это по лицу его, бодхисаттва подумал: "Этот царь избалован славой. Гордость война может заговорить в нём, и во власти гнева он способен, забыв о родных, нанести мне удар. Напомню ему, как красива царица Нанда, опишу её так, словно он и не видел её раньше. Тогда он осознает, что, убив меня, навсегда потеряет это сокровище, и он пощадит меня из любви к жене". Ради безопасности оставаясь на террасе, Махосадха явил из-под красного плаща златые персты свои и, указывая тот путь, которым ушла царица, так молвил, описывая её красоту:

"Туда она ушла, о махараджа, та красавица,

Чей строен стан, чей голос будто песня лебедя звучит.

Туда уведена, о махараджа, та красавица

Со смуглою кожею, нарядная, одетая в шелка.

На платье – камни драгоценные и золото,

Уста – цветы, голубки очи, лаком крашена стопа.

У благородной кудри вьются, тёмные и длинные,