Собрание повестей и рассказов в одном томе

Так рассуждал в отчаянии своем наш герой. Очнувшись вдруг, заметил он, что где-то стоит на Литейной. Погода была ужасная: была оттепель, валил снег, шел дождь, – ну точь-в-точь как в то незабвенное время, когда, в страшный полночный час, начались все несчастия господина Голядкина. «Какой тут вояж! – думал господин Голядкин, смотря на погоду. – Тут всеобщая смерть… Господи бог мой! ну где мне, например, здесь карету сыскать? Вон там на углу, кажется, что-то чернеется. Посмотрим, исследуем… Господи бог мой!» – продолжал наш герой, направив слабые и шаткие шаги свои в ту сторону, где увидел что-то похожее на карету. «Нет, я вот как сделаю: отправлюсь, паду к ногам, если можно, униженно буду испрашивать. Дескать, так и так; в ваши руки судьбу свою предаю, в руки начальства; дескать, ваше превосходительство, защитите и облагодетельствуйте человека; так и так, дескать, вот то-то и то-то, противозаконный поступок; не погубите, принимаю вас за отца, не оставьте… амбицию, честь, имя и фамилию спасите… и от злодея, развращенного человека, спасите… Он другой человек, ваше превосходительство, а я тоже другой человек; он особо, и я тоже сам по себе; право, сам по себе, ваше превосходительство, право сам по себе; дескать, вот оно как. Дескать, походить на него не могу; перемените, благоволите, велите переменить – и безбожный, самовольный подмен уничтожить… не в пример другим, ваше превосходительство. Принимаю вас за отца; начальство, конечно, благодетельное и попечительное начальство подобные движения должно поощрять… Тут есть даже несколько рыцарского. Дескать, принимаю вас, благодетельное начальство, за отца и вверяю судьбу свою и прекословить не буду, вверяюсь и сам отстраняюсь от дел… дескать, вот оно как!»

– Ну, что, мой милый, извозчик?

– Извозчик…

– Карету, брат, на вечер…

– А далеко ли ехать изволите-с?

– На вечер, на вечер; куда б ни пришлось, милый мой, куда б ни пришлось.

– Нешто за город ехать изволите?

– Да, мой друг; может, и за город. Я еще сам наверно не знаю, мой друг, не могу тебе наверно сказать, милый мой. Оно, видишь ли, милый мой, может быть, все и уладится к лучшему. Известно, мой друг…

– Да, уж известно, сударь, конечно; дай бог всякому.

– Да, мой друг, да; благодарю тебя, милый мой; ну, что же ты возьмешь, милый мой?..

– Сейчас изволите ехать-с?

– Да, сейчас, то есть нет, подождешь в одном месте… так, немножко, недолго подождешь, милый мой…

– Да если уж на все время берете-с, так уж меньше шести целковых, по погоде, нельзя-с…

– Ну, хорошо, мой друг, хорошо; а я тебя поблагодарю, милый мой. Ну, так вот ты меня и повезешь теперь, милый мой.

– Садитесь; позвольте, вот я здесь оправлю маленько; извольте садиться теперь. Куда ехать прикажете?

– К Измайловскому мосту, мой друг.

Извозчик-кучер взгромоздился на козла и тронул было пару тощих кляч, которых насилу оторвал от корыта с сеном, к Измайловскому мосту. Но вдруг господин Голядкин дернул снурок, остановил карету и попросил умоляющим голосом поворотить назад, не к Измайловскому мосту, а в одну другую улицу. Кучер поворотил в другую улицу, и чрез десять минут новоприобретенный экипаж господина Голядкина остановился перед домом, в котором квартировал его превосходительство. Господин Голядкин вышел из кареты, попросил своего кучера убедительно подождать, и сам взбежал с замирающим сердцем вверх, во второй этаж, дернул за снурок, дверь отворилась, и наш герой очутился в передней его превосходительства.

– Его превосходительство дома изволят быть? – спросил господин Голядкин, адресуясь таким образом к отворившему ему человеку.

– А вам чего-с? – спросил лакей, оглядывая с ног до головы господина Голядкина.

– А я, мой друг, того… Голядкин, чиновник, титулярный советник Голядкин. Дескать, так и так, объясниться…

– Обождите; нельзя-с…

– Друг мой, я не могу обождать: мое дело важное, не терпящее отлагательства дело…

– Да вы от кого? Вы с бумагами?..

– Нет, я, мой друг, сам по себе… Доложи, мой друг, дескать, так и так, объясниться. А я тебя поблагодарю, милый мой…

– Нельзя-с. Не велено принимать, у них гости-с. Пожалуйте утром в десять часов-с…

– Доложите же, милый мой; мне нельзя, невозможно мне ждать… Вы, милый мой, за это ответите…

– Да ступай, доложи; что тебе: сапогов жаль, что ли? – проговорил другой лакей, развалившийся на залавке и до сих пор не сказавший ни слова.

– Сапогов топтать! Не велел принимать, знаешь? Ихняя череда по утрам.

– Доложи. Язык, что ли, отвалится?

– Да я-то доложу: язык не отвалится. Не велел: сказано – не велел. Войдите в комнату-то.