Собрание произведений в одном томе

– Я тебя хорошо слышу.

– Что?

– Я тебя слышу хорошо.

– А я тебя очень плохо.

– Так я ничего не говорю.

– Что ты хотел сказать?

– Ничего.

– Что?

– Ничего.

– Громче!

– Ничего.

– Медленно.

– Ни-че-го.

– Ничего?

– Да.

– Это Миша?

– Да.

– Это Таня говорит.

– Да. Я тебя слышу хорошо, говори.

– Что-что?

– Говори.

– Что говорить?

– Говори. Я тебя слышу хорошо…

– Алло!

– Да!

– Алло!

– Да.

– Говори.

– Что?

– Говори. Я тебя слышу хорошо.

– Я тебя не слышу.

– А я тебя хорошо слышу. Поняла?

– Да.

– Говори.

– Что?

– Говори. Я тебя хорошо слышу.

– Когда ты приезжаешь?

– 24-го.

– Что?

– 24-го.

– Я тебя не слышу.

– А я тебя слышу хорошо.

– Говори.

– Что?

– Говори. Когда ты приезжаешь?

– 24-го.

– Когда ты приезжаешь?

– 24-го.

– Я спрашиваю, когда ты приезжаешь?

– 24-го.

– Когда ты приедешь?

– Не надрывайся, я тебя слышу очень хорошо.

– Что?

– Я тебя слышу очень хорошо, не кричи.

– А что случилось?

– Ничего.

– Что?

– Не кричи. Я тебя слышу хорошо.

– Когда ты приезжаешь?

– 24-го.

– Какого?

– 24-го.

– Я тебя не слышу.

– А я тебя слышу хорошо.

– Кого?

– Тебя.

– Кто?

– Я.

– Что?

– Я тебя слышу хорошо.

– Вот наконец-то. Я тебя очень плохо слышу.

– Не кричи.

– Что?

– Я тебя слышу хорошо.

– Ты меня хорошо слышишь?

– Да.

– Когда ты приезжаешь?

– 24-го.

– Когда?

– 24-го.

– Когда ты приезжаешь?

– Не кричи. Я тебя слышу хорошо.

– Когда ты приезжаешь?

– 24-го.

– Не слышу.

– А я тебя слышу хорошо.

– Ты меня слышишь хорошо?

– Да.

– Что?

– Да.

– Ничего не слышу.

– Я тебе буду говорить цифры, а ты скажешь «да» или «нет».

– Хорошо.

– Ты поняла?

– Да. Я тебя хорошо слышу.

– А я тебя не слышу.

– 21-го.

– Нет.

– Что?

– Нет.

– Что?

– Нет.

– 22-го…

– Нет.

– Да?

– Нет.

– 22-го нас не будет дома.

– И не надо. Я не приезжаю.

– 23-го?

– Нет.

– 24-го?

– Да.

– 25-го?

– Нет. 24-го.

– 26-го?

– Нет. 24-го.

– 27-го?

– Нет. 24-го.

– 28-го?

– Нет. 24-го.

– Хорошо. Все, значит. Да, 28-го нас не будет, а 27-го мы будем тебя ждать. Хорошо?

– Я приезжаю 24-го.

– Все. Договорились.

В больнице

Да нет, лечиться надо, кто же возражает. На здоровье это, конечно, не влияет, но умственно, или, сказать хлестче, интеллектуально. Диапазон бесед.

Например – не надо пить! Почему надо пить, я могу доказывать аргументированно и бесконечно. А почему не надо – они мне на двух жалких анализах.

Господи, да почему надо пить. Да потому, что как пересечешь границу туда, так вроде и солнце, и туфли чистить не надо. Пересекаешь обратно из цветного в черно-белый, и желание выпить начинается еще над облаками.

Пограничник долго всматривается в мое изображение.

– Это вы?

Что ему ответить? Кто в этом уверен?

Сам пограничник цвета хаки. В моем состоянии это слово говорить нельзя – оно потянет за собой все, что съел в самолете.

Весь остальной цвет в стране – цвет асфальта. Люди в этом цвете не видны. Только по крику «Караул! Убивают!» узнаешь, где веселится наш человек.

Так же и авто. Любые модели становятся цвета испуганной мыши с добавлением царапин от зубов и костей прохожих. Надписи на бортах делают их похожими на лифт.

Конечно, пить вредно. И сидеть вредно. И стоять вредно. И смотреть вредно. Наблюдать просто опасно. Нашу жизнь. Шаг влево. Шаг вправо. Либо диктатура – либо бунт.

Либо бунт – либо диктатура.

Живем мы в этом тире. Живем, конечно, только пьем вредно.

Ибо политически не разобраться, кто за кого: кто за народ, кто за себя. Те, кто больше всех кричали: «Мы за народ», – оказались за себя. А я оказался в больнице на голубой баланде и сером пюре.

Диета № 7. В ней масса достоинств. Перестал мыть ложку. Перестал ковыряться в зубах. Желудок исчез вместе с болями, несварениями. Женщины по рейтингу откатились на двадцать первое место и лежат сразу после новости о возобновлении балета «Корсар».

На собак смотрю глазами вьетнамца. Пульс и давление определяем без приборов. Печень и почки видны невооруженным глазом. Когда проступят легкие, обойдемся без рентгена и его вредных последствий.

Хотя есть и свои трудности. Невозможно собрать анализы, больничный флот на приколе. Суда возвращаются порожняком. Ларинголог и проктолог если заглянут в больного одновременно, видят друг друга целиком. Много времени занимает поиск ягодиц для укола.

Крик сестрицы: «Что вы мне подставляете?!» – и сиплый голос: «Не-не-не, присмотритесь…»

Чтоб лечь на операцию, больной должен принести с собой все! Что забыл, то забыл. Значит, без наркоза. Также надо привести того, кто ночью будет передавать крик больного дальше в коридор. Оперируют по-прежнему хорошо, а потом не знают. Кто как выживет. Зависит от организма, который ты привел на операцию. Многие этим пользуются, с предпраздничным волнением заскакивают в морг, шушукаются с санитарами, выбирают макияж. Санитары, зная всех, кому назначена операция или укол, готовят ритуальный зал в зависимости от финансирования.

Страх перед смертью на последнем месте. На первом – страх перед жизнью. Больные из окон смотрят на прохожих с сочувствием. Местами меняться никто не хочет.

Ухода, конечно, в больнице нет, хотя вход массовый.

Из ординаторской вдруг хохот, пение, запах сирени. Это в декабре получена майская зарплата.