Собрание птиц

– Значит, будем сражаться.

Мы пригнулись, выставив перед собой осколки, словно кинжалы. Топот приближался, бегущие были совсем рядом. Мы слышали их тяжелое дыхание.

Едва успев избавиться от бандита, мы снова очутились в ловушке.

Какая-то фигура возникла у входа в коридор; очертания ее вырисовывались на фоне неоновой вывески. Крепко сложенная, широкоплечая фигура… и смутно знакомая, хотя я не сразу догадался, кто это.

– Мастер Джейкоб? – раздался голос, который я, разумеется, сразу же узнал. – Это ты?

Тусклый мерцающий свет озарил ее лицо. Ее широкое лицо, квадратную челюсть, добрые глаза. На миг мне показалось, будто я вижу сон.

– Бронвин? – произнес… нет, закричал я.

– Это и правда ты! – воскликнула она, и губы ее растянулись в широкой улыбке. Она побежала ко мне, ловко перепрыгивая через груды битого стекла. Я выронил свое «оружие» за секунду до того, как Бронвин стиснула меня в могучих объятиях, от которых перехватывало дыхание. – А это мисс Нур? – продолжала она, не отрываясь от меня.

– Привет, – пробормотала Нур с несколько ошарашенным выражением лица.

– Значит, у тебя все получилось! – рассмеялась Бронвин. – Я так рада!

– А ты что здесь делаешь? – пискнул я.

– То же самое мы могли бы спросить у тебя! – раздался другой знакомый голос, и как только Бронвин отпустила меня, я увидел приближавшегося Хью. – Чтоб мне провалиться! Что у вас тут происходит?

Сначала Бронвин, теперь Хью. У меня голова шла кругом. Бронвин поддержала меня, чтобы я не упал.

– Какая разница? С ним все в порядке, Хью! А это мисс Нур.

– Привет, – повторила Нур и быстро добавила: – Знаете, тут такое дело… За нами гонятся четыре бандита с пушками, сейчас они будут здесь.

– Двое уже получили от меня по башке, – сказала Бронвин, поднимая руку с двумя оттопыренными пальцами.

– А двух оставшихся я прогнал с помощью пчел, – добавил Хью.

– За ними явятся другие, – вздохнул я.

Бронвин подобрала с пола какой-то предмет вроде железного лома, который я вряд ли сумел бы удержать в руках.

– Тогда не будем здесь задерживаться, согласны?

Подземный рынок морепродуктов представлял собой невероятно запутанный лабиринт. Мы пытались разобраться в бесконечных поворотах и коридорах и одновременно вспомнить, как мы очутились там, внизу, и какой иероглиф на китайском означает «выход». Рынок оказался огромным, но тесным, до отказа забит ящиками и прилавками, разделен свисавшими кусками брезента и электрическими проводами угрожающего вида. Над головами покачивались голые электрические лампочки. Полчаса назад здесь сновали толпы народа, но парни Лео почти всех разогнали.

– Постарайтесь не отставать! – крикнула нам Бронвин через плечо.

Мы скользнули вслед за ней под прилавок, на котором извивались живые осьминоги, затем побежали по проходу между столами с рыбой, лежавшей в ящиках с дымящимся сухим льдом. Повернув налево на «перекрестке» с другим торговым рядом, мы заметили двух подручных Лео – один распростерся навзничь на полу, второй пытался привести сообщника в чувство с помощью пощечин. Бронвин даже не замедлила шага, и в тот миг, когда человек в изумлении поднял на нее взгляд, она прямо на бегу ударила его ногой в висок. Бандит растянулся рядом со своим товарищем.

– Мне очень жаль! – крикнула Бронвин, обернувшись. Вместо ответа до нас донеслись угрожающие вопли: еще двое громил Лео рванули к нам. Мы снова свернули, взбежали вверх по узкой лестнице, распахнули какую-то дверь и вывалились навстречу дневному свету. После долгих часов, проведенных в полумраке, свет на несколько мгновений ослепил нас. Внезапно мы очутились в настоящем – в Нью-Йорке, среди людей, спешивших по тротуару. В самый разгар часа пик. Нас окружали бесчисленные пешеходы, машины, уличные торговцы, и от этого мельтешения у меня закружилась голова.

Спасаться бегством незаметно для окружающих – это целое искусство. Не так уж легко бежать от убийц, не вызывая при этом любопытства и удивления у прохожих. Нам нужно было прикинуться, что мы заняты совершенно безобидным делом – вечерней пробежкой, в то время как двое из нас были с ног до головы мокрыми, двое одеты по моде девятнадцатого века, и все мы постоянно озирались и в тревоге шарахались от темных переулков и подворотен. Судя по всему, притворяться у нас получалось не очень хорошо, потому что на нас было устремлено гораздо больше взглядов, чем на обычных мокрых подростков в карнавальных костюмах, особенно в Нью-Йорке. Ведь на здешних улицах полно самой странной публики.