Собрание сочинений

Победа Мондриана. За стеклом -
пир кубатуры. Воздух или выпит
под девяносто градусов углом,
иль щедро залит в параллелепипед.
В проем оконный вписано, бедро
красавицы – последнее оружье:
раскрыв халат, напоминает про
пускай не круг, хотя бы полукружье,
но сектор циферблата.
Говоря
насчет ацтеков, слава краснокожим
за честность вычесть из календаря
дни месяца, в которые «не можем»
в платоновой пещере, где на брата
приходится кусок пиэрквадрата.

1975

Мексиканский романсеро

Кактус, пальма, агава.
Солнце встает с Востока,
улыбаясь лукаво,
а приглядись – жестоко.

Испепеленные скалы,

почва в мертвой коросте.
Череп в его оскале!
И в лучах его – кости!

С голой шеей, уродлив,

на телеграфном насесте
стервятник – как иероглиф
падали в буром тексте

автострады. Направо

пойдешь – там стоит агава.
Она же – налево. Прямо -
груда ржавого хлама.

___

Вечерний Мехико-Сити.
Лень и слепая сила
в нем смешаны, как в сосуде.
И жизнь течет, как текила.

Улицы, лица, фары.

Каждый второй – усатый.
На Авениде Реформы -
масса бронзовых статуй.

Подле каждой, на кромке

тротуара, с рукою
протянутой – по мексиканке
с грудным младенцем. Такою

фигурой – присохшим плачем -

и увенчать бы на деле
памятник Мексике. Впрочем,
и под ним бы сидели.

___

Сад громоздит листву и
не выдает нас зною.
(Я не знал, что существую,
пока ты была со мною.)

Площадь. Фонтан с рябою

нимфою. Скаты кровель.
(Покуда я был с тобою,
я видел все вещи в профиль.)

Райские кущи с адом

голосов за спиною.
(Кто был все время рядом,
пока ты была со мною?)

Ночь с багровой луною,

как сургуч на конверте.
(Пока ты была со мною,
я не боялся смерти.)

___

Вечерний Мехико-Сити.
Большая любовь к вокалу.
Бродячий оркестр в беседке
горланит «Гвадалахару».

Веселый Мехико-Сити.

Точно картина в раме,
но неизвестной кисти,
он окружен горами.

Вечерний Мехико-Сити.

Пляска веселых литер
кока-колы. В зените
реет ангел-хранитель.

Здесь это связано с риском

быть подстреленным сходу,
сделаться обелиском
и представлять Свободу.

___

Что-то внутри, похоже,
сорвалось и раскололось.
Произнося «О, Боже»,
слышу собственный голос.

Так страницу мараешь

ради мелкого чуда.
Так при этом взираешь
на себя ниоткуда.

Это, Отче, издержки

жанра (правильней – жара).
Сдача медная с решки
безвозмездного дара.

Как несхоже с мольбою!

Так, забыв рыболова,
рыба рваной губою
тщетно дергает слово.

___