Собрание сочинений-2.Зверь

Пендрейк подобрал нож и подошел к краю пропасти. У него ушло достаточно много времени на то, чтобы, зажав нож связанными руками, разрезать свои путы. Когда он закончил, то сразу же почувствовал себя лучше и у него появилась уверенность, что все будет хорошо.

Он подождал еще несколько драгоценных минут, пока в его руках и пальцах не восстановилась циркуляция крови, а потом…

— Лезь наверх! — приказал он неандертальцу.

Большому Олуху осталось преодолеть последний фут, когда Пендрейк приказал:

— Стой!

Неандерталец застыл.

— Что ты еще придумал? — выдохнул он.

— Обвяжи себя веревочной петлей так, чтобы ты смог удерживаться на весу без помощи рук.

Большой Олух рьяно взялся выполнять поставленную задачу и вскоре соорудил себе веревочное сиденье.

— А теперь протяни мне руки, я собираюсь их связать, — сказал Пендрейк. Когда было сделано и это, Пендрейк медленно произнес: — Ну ладно, Большой Олух, а теперь я хочу услышать ответ на главный вопрос. Что случилось с моей женой?

Существо тяжело задышало.

— С ней полный порядок, парень, — пробормотал он. — Она у Девлина. Он захватил ее в день атаки. Говорят, за ней пытается приударить какой-то мужик, но она ждет. Она говорит, что такого парня, как ты, убить невозможно.

По всему телу Пендрейка разлилась волна тепла. “Элеонора, верная, любимая Элеонора”, — подумал он, затем обратился к неандертальцу:

— Большой Олух, я собираюсь вытянуть тебя наверх и. отвести в деревню.

— Но ты же не выдашь меня этим парням в таком виде, связанным? — его охватила паника.

— Я не собираюсь тебя никому выдавать, — спокойно ответил Пендрейк. — Мы разберем частокол и дадим тебе жилище, как обычному человеку. Из больших и крутых мужиков и раньше получались отличные граждане.

Когда он вытащил Большого Олуха из пропасти, его осенила мысль, что человечество по-прежнему ведет непрерывную борьбу с тем звериным началом, которое досталось ему от предков. Видимо, из-за огромного мирового сообщества и внутренней борьбы на национальных аренах оказалось невозможным загнать в клетку эту свирепую тварь. Но здесь, в ограниченном мирке с небольшим населением, скорее всего, это вполне достижимо — если только сохранить тайный контакт с Землей, поддерживаемый, например, через группу Анреллы.

Конечно, при этом нужно будет учесть множество “если”. И потому, что он все еще сомневался, потому, что нигде еще человек не решал эти проблемы и потому, что здесь, на Луне, он не хотел терпеть никаких неудач, Пендрейк прошел со своим пленником в пещеру с ярким голубым светом и прозрачным цилиндрол, в котором лунные люди поддерживали то, что осталось от их странной жизни.

Он мысленно вступил в диалог, обращаясь к центру света: “Я правильно поступаю?”

Он разочарованно вздохнул, когда в его мозг проник ответ: “Друг, во вселенной иллюзий, к которой ты стремишься, нет правильного или неправильного”.

Пендрейк попытался еще раз: “Но ведь должны быть степени правильности. Хотя бы в тех ограниченных рамках, в которых я действую, поступаю ли я мудро?”

“Материальная вселенная, — пришел ответ, — если подходить с позиции вечности, есть мгновенная попытка дифференциации. Но высшая истина состоит в том, что все равно всему другому”.

Это повергло Пендрейка в состояние шока. Он произнес пораженно: “Все различия — иллюзии?” — “Все” — “Существует только единство?” — спросил он требовательно. “Навсегда”.

Пендрейк сглотнул и заупрямился: “Но как же тогда можно объяснить ощущаемую нами множественность?”

“Иллюзорные сильные и слабые энергетические сигналы”. — “Но кому же они тогда сигналят?” — “Друг другу”.

Какое-то мгновение Пендрейк не находил, что сказать, но он все еще не был удовлетворен итогом разговора. Тем не менее, когда он уже вслух задал вопрос, в его голосе сквозило ехидство:

— Если это правда, то почему вы выбрали себе такую форму и продолжаете существовать?

“Ответ на твой вопрос — тайна. Человеку предстоит медленно и болезненно развиваться, чтобы ее разгадать. Но и этот результат нашего ухода от вечной истины является преходящим. И еще задолго до того, как мы сможем вернуться в единство, мы пригласим тебя туда”.

— Вряд ли я буду здесь к тому времени, — мрачно произнес Пендрейк. — Жизнь человека коротка, вне зависимости от того, каким образом он рвется к бессмертию.

“Ни один сигнал не пропадает, — поступил спокойный ответ, — потому что все сигналы есть один сигнал”.

Пендрейк не смог придумать продолжение разговора. Ему стало ясно, что среди этого метасократовского анализа он не услышит ответ на свой вопрос.

— До свидания, — это было все, что он сказал.

Ответом была тишина.

Через час нежный поцелуй Элеоноры заставил Пендрейка позабыть про все, что сказали лунные люди. Потому что она была в его руках, а не в чьих-то чужих, это ему она посылала сильнейшие эмоции любви…

Остальные события в лунном сообществе тоже носили исключительно частный характер.