Собрание сочинений

Жижа сквернословий
Мои крики самозванные
Не пишу к ним предисловия
Я весь хорош даже бранный!

(Из книги дурных слов).

Он не будет популярен, его не ухвалишь, он бурный грандиозарь, настолько великий для Чуковских³⁰, что они из всего Крученых увидели лишь кусок циклопического коричневого голенища. Скоро они и вовсе перестанут видеть Крученых, суть которого уже утонула в заумном. Вот последнее благожелательно – умное слово – завещание Величайши – вам:

И будет жужжать зафрахтованный аэроплан
Увозя мои свежие стихины
За башню Эйфеля, за беглый океан –
Там ждут их омнибусов спины,
И вновь испеченный – я конкурент мороженой свинины!

Схватят жирные экипажи тонкими руками
Мои поюзги и повезут по всему свету кварталов
По Сити, по Гай-Старам
Удивленные люди остановят машины и трамы
И солнце повиснет как бабочка на раме!

Все читать заумь станут
Изучая мою поэтскую сустень…
Радуйтесь же пока я с вами
И не смотрите грустными.

(из книги Крученых «Будалый»).

А. Крученых

И. Терентьеву на локоны мозга

В кудри мозга моего
Она заплелась ногами
И завила в излом его
Прижгя горячими щипцами!

Муза подбрасывала угли
Крючками кочерги ног
Скрыть смогу ли? –
Как лягухушку мое сердце прочмокнул Али!..
    я был влюбленно-строг…

Ответ Терентьева

Мильон я твою чушь
вот как тебя люблю!
монетой звонкой колочу
пластами золотно графлю
создателю поюзг!

А вот еще лучше:

удалый будала
фабула кабула
Карчи, слушай!..
Пок! пок! пугамек,
Тра-ла-ла…

Посвящается Карчи³¹

Кража со взломом – твой профиль
строгий пилотский – ограбление касс
  в каске твоя голова.

дрожаще влюбленный – вы безнадежно сдохли…
вверх прошумел черный баркас
  колыхаясь едва…

природа сбоку на прискоку
уна приводе роде воде… дря!!.. –

Ответ Карчи «Вогарчи»

Чол чло-ал
жан-чол
чул чуллы
вожулы
фужулы
у-у
чурры
<…>рр мурр
чол чбой
. . . . . . . . . .
<…>ьнь чольнь чуленек
чурик
й
чек

(Карчи Кручи «Гол гло-ал»)

Маршрут шаризны *

Закон случайности в искусстве¹

Неожиданное слово для всякого поэта – важнейший секрет искусства. Размышляя о круглом маслянистом цветке, стихотворец не удовлетворяется произнесением имени цветка, – он говорит: «прекрасная», «черная» или «ожиревшая роза».

От прямой, кратчайшей линии рассудка поэзия всегда уклонялась к небрежной странности, увеличивая градус этого отклонения в последовательной вражде школ.

С незапамятных времен существует в искусстве прием сопоставления вещей, которые одновременно и похожи и непохожи друг на друга: теория контрастов.

В пределах этого приема умещаются все школы, включая и футуристическую.

Если изобразить чертежом ступень, в которой тот или иной поэт позволяет себе использовать силу контраста, – получится схема, напоминающая веер, верхнее ребро которого можно принять за линию рассудка (минуя средние ребра), на нижнем написать хотя бы из Бурлюка (пример крайнего контраста) –

Мне нравится беременный мужчина.²

Очевидно, с каждым веком подрастает некая сила, подобная ветру, которая все упорнее мешает поэтам стрелять прямо в цель и требует изощренной баллистики.

Заменяя «красоту» – «уродством», «смысл» – «нелепостью», «величие» – «ничтожеством», – футуристы дали борьбе старого искусства с… ветром… летаргии… последнее напряжение мышц. Здесь кончила мучительную жизнь теория контрастов.

Новый закон имеет случайное название «маршрут шаризны», взятое мною из не напечатанных еще стихов А. Крученых:

Экипаж восторжен от маршрута шаризны³

(т. е. в восторге от кругосветного плавания).

Вокруг земли, под прямым углом к направлению творческой затеи, дует ветер летаргии. Сила его равна тяжести среднего человека при быстроте один шаг в секунду.