Собрание сочинений

В начале семестра Сесилия встретилась со своим научным руководителем и, вернувшись домой, рассказывала о диссертации, о семинаре, который начнётся этой осенью, о конференции, где только что защитившийся коллега представит свою работу:

– А у меня материала намного больше, чем у него. Я хочу сказать, что это не так уж и сложно, да?

Полдня она приводила в порядок свой кабинет. Собрала несколько мусорных мешков, а когда Мартин заглянул, чтобы спросить, не хочет ли она кофе, то обнаружил, что она сидит на полу по-турецки и читает, рассеянно грызя ноготь большого пальца.

– Это, – она кивком показала на текст, – местами вполне прилично.

Она снова начала бегать, и пусть даже называть это «бегом», по её словам, пока можно было с большой натяжкой, в Слоттскугене она сбивалась с темпа и складывалась пополам, не преодолев и километра. Приковыляв домой, закорючкой отмечала в настенном календаре количество минут (девять). На следующий день всё повторялось. Она никогда не жаловалась на то, что невынослива, а её дистанции настолько короткие, что даже записывать их не имеет смысла. Она просто фиксировала каждый результат.

Долгое лето за городом стало важным водоразделом: границей между до и после. Всё, что было «до», оправдывалось сложной беременностью и постоянным недосыпом. В итоге этот период опутало перламутровое безмолвие, хотя прошло всего несколько месяцев. Колики исчезли, Элис стал спокойным и особых хлопот не доставлял. Он премило лепетал, робко улыбался в ответ и предпочитал есть, лёжа на руках у Мартина, как детёныш ленивца. В струйке тёплой мочи, стекающей по руке к джинсам, было даже что-то приятное. («Папа, он писает!» – кричала Ракель, видимо для того, чтобы дать понять, что свои естественные потребности она уже много лет контролирует сама.) Элис позволял кормить себя из бутылочки, после чего срыгивал у отцовского плеча. Он научился хватать вещи и при каждом удобном случае развлекался, переворачиваясь на живот.

Идея взять до весны отпуск по уходу за ребёнком звучала даже соблазнительно. Утром он мог бы писать, потом гулять с коляской, встречаться с друзьями. Сидеть у дома, смотреть, прищурившись, на солнце и пить кофе, пока мальчик спит… А Сесилия напишет диссертацию, и всё будет как раньше.

Пер был по-прежнему взвинчен в связи с Лукасом Беллом. Мартин же хладнокровно констатировал: роман хороший, с правами на перевод им повезло, – но фонтанирующего энтузиазма почему-то не испытывал. Это лотерея. Всегда ведь есть что-то, что может пойти не так. В худшем случае у них будут груды нераспроданных книг и обанкротившееся предприятие.

Компенсируя собственный пессимизм, он очень внимательно работал с переводом, часами выбирал шрифт и бомбил художника идеями для обложки. И пусть он не разделял страстную веру Пера, но, работая с книгой, Мартин чувствовал, что делает всё чётко и правильно. Ему как будто дали список вопросов к экзамену, и он выучил все до единого.

Ощущение уверенности распространялось, увы, только на работу. А было бы неплохо, если бы его хватало и на «Сонаты ночи». Мартин понятия не имел, как продолжить повествование. Надо бы дать кому-нибудь прочесть, но сама мысль, что вместо «хорошо» он услышит что-нибудь другое, уже была невыносима. Да и «хорошо», по сути, ничего не значит. Должно быть интересно. Захватывающе. Другое дело, если бы ему нечего было терять, но он же претендует на то, что разбирается в литературе… Мартин представил разговор: «Вы слышали о романе Мартина Берга? Он наваял шестьсот страниц полной чуши…»

Его сознание буравил летний опус о Леонардо: образчик грандиозного поражения. Потребовать тишины, откашляться, убедиться, что все на тебя смотрят, – и опозориться. Они купили Ракели новые резиновые сапоги, в коробку из-под которых отлично укладывались листы A4. В ней Мартин и решил хранить рукопись, испещрённую таким количеством исправлений, что он уже и сам не понимал, какой из вариантов актуален. Коробка поместилась в ящике письменного стола. Это на время – обещал он себе. Пусть пока полежит.

* * *

На письмо Густав не ответил. Позвонив по оставленному номеру телефона, Мартин услышал механический женский голос, сообщивший, что абонента с данным номером не существует. Пять месяцев Густав не подавал никаких признаков жизни. Сесилия обзвонила всех, кто мог что-то знать, но безуспешно. Кей Джи пересекался с ним на вернисаже «Люкса в Антибе» примерно полгода назад и с тех пор его не видел. Но, сообщил галерист с сомнением в голосе, возможно, Густав «работает и делает своё дело», и если они его найдут, путь он ему позвонит, хорошо?

Сесилия, сделав скептическую мину, положила трубку.

– «Делает своё дело» необязательно означает, что он пишет. Может, стоит позвонить его родителям?

– Гарантирую, что они ничего не знают.

– А бабушка? Хотя если она начнёт волноваться…