– Что ты сказал?
–
Рядом с Шандором села девушка, разговор переключился на что-то другое, а Густав тихо, как бы себе самому, сказал:
– …и всё же они плохие…
Мартин вздохнул:
– Ты снова о работах?
– Я посредственность. Я неинтересен.
– Прекрати, – сказал Мартин. – Ты, пожалуй, самый талантливый человек из всех, кого я знаю. – И, только произнеся это вслух, Мартин осознал, что это правда.
Но Густав смотрел на него мутным и печальным взглядом.
– Мартин… я всегда тебе доверял… но ты
– Нет, я бы решил, что ты мерзавец и ублюдок.
– Мне нужна критика. – Он сфокусировал взгляд на точке под подбородком Мартина. – Но серьёзную критику фиг получишь. Если ты странный, то ты хороший. Если ты не странный, то ты скучный. Who wants yesterday’s newspaper [32]?
– Но ты же всегда расстраиваешься, когда слышишь критику. Как когда этот твой однокурсник сказал, что ты… что он тогда сказал…
– …прибран и сдержан. А
Густав с отвращением оглядел пространство в поисках заклятого врага, а тот весело пританцовывал рядом с девушкой, исполнявшей эротичный танец прямо рядом с динамиком. Вспомнив об очках, Густав с преувеличенной аккуратностью водрузил их на нос.
Мартин случайно посмотрел на часы – половина второго. Последний автобус через пятнадцать минут. Он не настолько пьян.
– Слушай, – он положил руку на плечо Густаву, – мне пора. – Густав ответил что-то невнятное и помахал сигаретой.
В автобусе он чуть не заснул, но умудрился выйти и пересесть у вокзала. В кармане пиджака лежала «Экзистенциализм – это гуманизм», и он с большим трудом одолел пару страниц.
Дома было очень тихо. Мартин поймал себя на том, что скучает по гитарным переборам и голосам, которые с азартом обсуждают коммунистов и синдикалистов, и не прочь услышать «если хочешь, там осталась порция картошки с мясом». Он сделал себе бутерброды, выпил стакан молока, разделся, почистил зубы, рухнул в кровать и вырубился.
Кажется, не прошло и десяти минут, как раздался звонок.
Мартин растерянно смотрел в потолок. Он не понимал, почему проснулся, но тут темноту прорезал очередной сигнал. Тишина в десятки раз увеличивала его громкость. По пути на кухню он стукнулся о дверной косяк, у него потемнело в глазах, и ему пришлось на пару секунд опереться о раковину, чтобы прийти в себя.
– Мартин? – немного испуганно спросила Сиссель, в трубке отдалённо слышались и другие голоса.
– Что случилось?
– Ты должен приехать и забрать его.
– Что?
– Густава! Он в полном ауте. Он нас не слышит – просто лежит, и всё…
Мартин зажёг свет. И тут же зажмурился.
– Где вы?
– Кунгспорт.
– О’кей. Оставайтесь, я скоро буду. Следите за ним.
Снова отдалённые голоса.
– Мы вообще-то собирались ещё на одну вечеринку, – начала было Сиссель.
– Какая, к чёрту, вечеринка, стойте там!
Ему было приятно наорать на Сиссель и бросить трубку. Он посмотрел на часы – четверть пятого. Они собираются
Он натянул джинсы и рубашку. Проверил кошелёк – две смятые десятки. Открыл ящик, где хранил деньги на чёрный день. Почувствовал удары сердца, когда увидел, что там пусто, вспомнил, что отдал всё Андерсу в счёт квартплаты перед его отъездом в Албанию. То есть денег на такси нет. А трамваи уже не ходят. Он может поехать на велосипеде к родителям и взять машину – три секунды эта идея казалась отличной, пока он не вспомнил, что, скорее всего, отец уехал на машине на работу, да и сам он формально пьян. Чувствовал он себя совершенно трезвым и мог без проблем сесть за руль, но если что-нибудь случится, он реально влипнет… Мартин выругался и пнул ногой ящик из-под пива.
Поехать туда на велосипеде? Но если Густав не может идти с ними дальше на вечеринку, вряд ли он в состоянии сесть на велосипедный багажник.
Пер, вспомнил Мартин. У Пера есть машина. Он живёт на Мариаплан и подрабатывает в бюро услуг. Вдруг он трезвый, несмотря на то что суббота. Мартин открыл свою телефонную книжку. Пер вроде бы не прочь видеться с ним чаще, и это обнадёживало, да и выбора в любом случае не было; он набрал номер – может, он позволит взять свою машину.
Четыре гудка. Пять. После чего в трубке раздался сонный голос Пера. Мартин объяснил ситуацию.
– Нет проблем, – без колебаний ответил Пер. – Я отвезу. Через десять минут у подъезда притормозил его «жук».
Над городом разворачивался облачный рассвет. Крики чаек, на улицах ни души, разве только почтальон с утренними газетами или случайный гуляка. Пер включал поворотники и останавливался на красный, даже если на обозримом расстоянии не было ни одной машины.