Собрание сочинений

— Вы открываете приюты. Но этим ещё мало, этим ещё ничего не сделано. Если вы хотите, чтобы приют приносил пользу, а не вред даже, ни на минуту ни на секунду и потом не оставляйте его без своего, без своего собственного призора. Не полагайтесь ни на кого.

Первое время всегда так и бывает. Первое время, а затем все эти приюты остаются на полное усмотрение разных смотрителей и смотрительниц.

— Если вы хотите, чтоб ваши приюты приносили, действительно, пользу, не выпускайте их не только первое, но и всё время из своего непосредственного тщательного, полного, ежедневного наблюдения. Иначе на смену вам, воодушевлённым, придут люди, люди ленивые, люди относящиеся к делу по-канцелярски, люди даже дурные. Если вы сами не будете, никому не доверяя святого дела, вникать в каждую мелочь, эти люди сумеют убедить вас, что «всё обстоит благополучно». И во что тогда превратится ваше доброе дело!

Ведь и московский городской работный дом устроен был с самыми лучшими намерениями.

А из очерков г. Подъячева мы знаем, в какой ад он превратился.

Ведь и тот приют, о котором я только что рассказал, основан был с самыми лучшими, великодушными намерениями.

Сколько душевного огня, увлечения было тоже, вероятно, вложено в дело его основания.

А что потом получилось?

Это горе всех наших филантропических учреждений. На первое время в них всегда великолепно, а потом-то воцаряются «мерзость запустения». Камнями, из которых выстроены эти приюты, убежища, богадельни, не мало вымощено ада.

Собрание сочинений. Том 2 БЕЗВРЕМЕНЬЕ

Сон бессарабского помещика

«И снится чудный сон Татьяне»…

Евгений Онегин.

Снится бессарабскому помещику сон. Снится ему, будто его имение на завтра назначено с торгов за неплатёж процентов в банк, — а он, помещик, сидит на террасе и читает в газетах передовую статью «О процветании помещичьего землевладения в России», где говорится, что очень уж много льгот и выгод предоставлено гг. помещикам. Тут же сидят жена, дети, гувернантка, две бонны.

Жена рассчитывает:

— Завтра именье с молотка пойдёт, — гувернантку и бонн, конечно, отпустить придётся. Сама в гувернантки или, в крайнем случае, хоть в бонны пойду. Тоже, слава Богу, кое-чему в институте училась! А детей можно добрым людям раздать. Девочек мои же портнихи возьмут: они шустренькие, а Коленьку по столярной части можно пустить, — у него к этому пристрастие. Вот, слава Богу, всё и устроились!

И среди таких-то обстоятельств вдруг слышит помещик: по дороге колокольчик звенит, бубенцы заливаются.

— Кто бы это мог быть?

И только что хотел помещик распорядиться, чтобы в погреб шли и на всякий случай винца нацедили, — как к террасе подкатил щегольской дормез на четвёрке, кучер на козлах боком сидит, лихо так, — а из дормеза на террасу вышла свинья.

Самая обыкновенная свинья.

Хотя и идёт на одних задних ногах.

Жирная такая.

Ветчина у неё на ходу так и поворачивается, так и поворачивается, — слюнки текут даже, вот какая ветчина!

Вошла, поклонилась на манер Чичикова, — голову немножко на бок, но, впрочем, не без приятности.

Хозяйке к ручке подошла, детишек мимоходом по голове копытцем потрепала.

Изумлённому хозяину ножкой шаркнула и вдруг человечьим голосом спрашивает:

— Имею честь видеть владельца селения Прогорешты?

Хозяин всё больше и больше диву даётся, забыл даже, кто перед ним, сам поклонился и ответ держит:

— К вашим услугам. Кого имею честь?

— Я — свинья!

И так это сказала без всякой конфузливости, а, напротив, с большим достоинством.

Помещика даже в пот бросило:

«Фу, ты, чем только нынче люди не гордятся! Ну, времена! Этого, однако, я даже в Одессе не видывал».

— Что же вам собственно?

— А вот, — говорит, — сейчас всё узнаете. Именье ваше, скажите пожалуйста, в банке заложено?

— Да вы что же, собственно? Расспросы ваши к чему же? Вы, может быть, назначены, — или так, по статистике только прохаживаетесь.

— И не назначена, — говорит, — и по статистике не балуюсь. Потому что статистика, это — даже с моей, свиной, точки зрения — есть свинство! Ездить по прогоревшим помещикам и расспрашивать: «а здорово вы прогорели?»

— Гм… Зачем же в таком случае изволили пожаловать?

— Пожаловала я по своей доброй воле. А зачем — об этом будет речь впоследствии. Теперь же, будьте добры, на вопросы отвечать: ваше именье в банке заложено?

— И по двенадцати закладным ещё!

— Это отлично!

«Вот и поступки, — думает помещик, — себе приобрела губернские, а всё-таки сразу видно, что свинья: у человека имение заложено, перезаложено, а она радуется!»

— Да, — говорит, — это очень хорошо, что только по двенадцати. С банковской оно, положим, тринадцать закладных составляет. Число не хорошее! Но бывают числа и похуже. Вон я тут, у вашего соседа, была, — так у него, не считая банковской, по семнадцати закладным имение забухано. И все семнадцать он всё «вторыми закладными зовёт». У меня, говорит, — что ж? Банку должен, да по вторым закладным. Комики вы, господа! Ну, да это в сторону. Когда же ваше именье продавать будут?

— Не дальше, как завтра.