Собрание сочинений. Логово белого червя

Сейчас, по прошествии стольких лет, я не могу рассказать и даже вспомнить, как мне удалось преодолеть свой ужас настолько, чтобы лечь на следующую ночь спать одной. Мне смутно припоминается, что я приколола амулет к подушке. Заснула я почти мгновенно и всю ночь спала даже крепче, чем обычно.

Следующую ночь я проспала столь же спокойно. Сон мой был восхитительно глубок и лишен сновидений. Но проснулась я с ощущением вялости и меланхолии, которые, однако, показались мне почти уютными.

— Вот видишь, я же тебе говорила! — воскликнула Кармилла, когда я описала ей свой безмятежный сон, — Я тоже прекрасно спала этой ночью, потому что приколола амулет на грудь к ночной рубашке. А прошлой ночью он лежал слишком далеко. И я не сомневаюсь, что все это нам померещилось, кроме снов. Я прежде думала, что сны возникают из-за дурного настроения, но доктор сказал, что это чепуха. Лишь проходящая мимо лихорадка или иная болезнь, сказал он, частенько стучит в дверь, но, не в силах войти, идет дальше, оставляя лишь тревожные сны.

— А как по-твоему, что такое этот амулет? — спросила я.

— Он чем-то или окурен, или пропитан и действует как средство против малярии.

— Значит, он воздействует только на тело?

— Несомненно. Ты ведь не веришь, что ленточки или аптечный запах могут отпугнуть дурное настроение? Нет, это витающие в воздухе болезни начинают атаку, действуя на нервы, и через них заражают мозг, а амулет отгоняет их прежде, чем им это удается. Именно так, я уверена, и действует амулет. В нем нет ничего магического, все естественное.

Мне стало бы спокойнее на душе, если бы я смогла полностью согласиться с Кармиллой, но я все же постаралась это сделать, насколько смогла, и тревога моя немного отступила.

Несколько ночей я крепко спала, но все равно каждое утро вставала по-прежнему разбитой, а весь день меня одолевала вялость. Я чувствовала, что меняюсь. Меня окутывала странная меланхолия, от которой я не могла избавиться. Стали появляться мысли о смерти, и идея о том, что я медленно угасаю, постепенно овладела моей душой, но, как ни странно, я ее даже приветствовала. Хоть она и была печальной, она навевала удивительное спокойствие. В чем бы ни заключалась причина, душа моя с этим смирилась. И я не признала бы себя больной, не собиралась говорить об этом отцу или соглашаться на визит доктора.

Кармилла проявляла ко мне еще большую преданность, а ее странные приступы восторженного обожания стали чаще. Чем больше слабели мои силы и дух, тем более пылкими становились ее обращенные на меня взгляды, которые всегда шокировали меня подобно кратким вспышкам безумия. Сама того не подозревая, я оказалась на весьма развившейся стадии самой странной из болезней, от которой когда-либо страдал любой из смертных. Ее ранние симптомы обладали неотразимой притягательностью, более чем компенсировавшей для меня ее разрушительный эффект. Эта притягательность постепенно возрастала, пока не достигла определенной степени, за которой к ней стало примешиваться постоянно нарастающее ощущение ужаса, которое, как вы еще узнаете из моего повествования, лишило красок и извратило всю мою привычную жизнь.

Первые пережитые мною изменения были вполне приемлемыми, и лишь после поворотной точки начался спуск в ад.

Во сне меня начали посещать некие слабые и странные ощущения. Преобладающим стала та приятная и особенная холодная дрожь, которую испытываешь во время купания, двигаясь против течения. Вскоре она стала сопровождаться снами, которые казались мне бесконечными и настолько смутными, что я не могла вспомнить ни их обстановку, ни участников, ни их действия. Но все они оставляли ужасное впечатление и доводили до полного изнеможения, словно я переживала долгие периоды опасности и до предела напрягала свой разум. После пробуждения мне вспоминалось, будто я находилась в помещении, где царил почти полный мрак, или разговаривала с невидимыми собеседниками, особенно с одним — то был четкий женский голос, очень низкий, медленно произносящий слова словно из отдаления и неизменно вызывающий у меня чувство неописуемого одиночества и страх. Иногда возникало ощущение, будто меня нежно поглаживают по щеке и шее. Иногда меня словно целовали теплые губы, с каждым разом все дольше и дольше и, с приближением к шее, все нежнее, но тут эти ласки прекращались. Сердце мое начинало биться чаще, дыхание становилось все более взволнованным и глубоким, пока из-за нарастающего удушья не прерывалось всхлипом и конвульсиями, во время которых чувства покидали меня и я теряла сознание.

Миновало уже три недели с начала этого непонятного состояния. Испытанные за последнюю неделю страдания сказались на моей внешности. Я стала бледной, зрачки мои расширились, под глазами появились тени, а постоянная вялость начала сказываться и в поведении.

Отец стал часто спрашивать, не заболела ли я, но я с упрямством, которое ныне кажется мне необъяснимым, упорно заверяла его в том, что совершенно здорова.