Собрание сочинений. Последнее лето Форсайта: Интерлюдия. В петле

Сомс, когда ему чего-нибудь очень сильно хотелось, заискивал перед судьбой, делая вид, что не верит в счастливый исход; поэтому он ответил:

– Не думаю, вряд ли. Я могу попытаться навести справки в его клубе.

– Если Джордж там, он, конечно, знает, – сказала Уинифрид.

– Джордж? – сказал Сомс. – Я видел его сегодня на похоронах.

– Тогда, значит, он сейчас, наверное, в клубе.

Сомс, здравый смысл которого невольно приветствовал догадливость сестры, нехотя сказал:

– Хорошо, я могу заехать туда. Ты что-нибудь сообщала на Парк-Лейн?

– Я рассказала Эмили, – ответила Уинифрид, сохранившая «шикарную» привычку называть мать по имени. – С папой мог случиться припадок.

Действительно, все мало-мальски неблагополучное от Джемса теперь скрывали. Окинув последний раз взглядом обстановку, словно оценивая действительное положение сестры, Сомс вышел и направился к Пикадилли. Спускались сумерки, тянуло холодком октябрьского тумана. Он шел быстро, с замкнутым и сосредоточенным видом. Нужно поскорей разделаться с этим, он сегодня собирался пообедать в Сохо. Узнав от швейцара «Айсиум-клуба», что мистера Дарти не было сегодня, Сомс, бегло взглянув на него, решил спросить, здесь ли мистер Джордж Форсайт. Оказалось, что здесь. Сомс, недолюбливавший своего кузена Джорджа, ибо ему всегда казалось, что тот не прочь поиздеваться над ним, последовал за лакеем, несколько утешая себя мыслью, что Джордж только что схоронил отца. Он, вероятно, получит тысяч тридцать, не считая того, что у Роджера вложено в дело и с чего не взимается налог на наследство. Он нашел Джорджа за столиком; сидя в глубине оконной ниши, Джордж поглядывал на улицу поверх стоящего перед ним наполовину опустевшего блюда с пончиками. Его высокая грузная, одетая в черное фигура возвышалась почти зловеще, сохраняя в то же время сверхъестественную подтянутость спортсмена. Со слабой усмешкой на мясистом лице он сказал:

– Алло, Сомс! Хочешь пончик?

– Нет, благодарю, – пробормотал Сомс, вертя шляпу в руках и придумывая, что бы ему сказать такое подходящее и сочувственное. – Как здоровье твоей матушки?

– Благодарю, – сказал Джордж, – так себе. Тысячу лет тебя не видел. На скачки ты не ходишь. Как дела в Сити?

Сомс, чувствуя, что сейчас посыплются остроты, уклонился от ответа и сказал:

– Я пришел тебя спросить относительно Дарти. Я слышал, что он…

– Упорхнул! Укатил в Буэнос-Айрес с красоткой Лолой. Счастье для Уинифрид и малюток Дарти. Вот уж сокровище!

Сомс кивнул. Несмотря на взаимную неприязнь, двоюродные братья проникались друг к другу родственными чувствами, когда дело доходило до Дарти.

– Дядя Джемс может теперь спать спокойно, – сказал Джордж. – А тебя он, верно, тоже здорово пощипал.

Сомс улыбнулся.

– Да, ты его правильно угадал, – дружелюбно продолжал Джордж. – Это сущий лоботряс. За малышом Вэлом нужно хорошенько присматривать. Мне всегда было жаль Уинифрид. Мужественная женщина.

Сомс снова кивнул.

– Мне надо вернуться к ней, – сказал он. – Она хотела знать наверно. Теперь можно будет предпринять что-нибудь. Я думаю, здесь не может быть ошибки?

– Верно, как алфавит, – сказал Джордж (он изобрел немало таких странных выражений, которые потом приписывались другим). – Вчера вечером он был пьян как сапожник; но все-таки уехал сегодня утром, отплыл на «Тускароре». – И, вытащив карточку, Джордж насмешливо прочел: – «Мистер Монтегью Дарти, Буэнос-Айрес, до востребования». Я бы поторопился действовать, будь я на твоем месте. И надоел же он мне вчера!

– Да, – сказал Сомс, – но это не так-то просто. – И, уловив в глазах Джорджа, что он напомнил ему о своей собственной истории, он встал и протянул ему руку. Джордж тоже встал.

– Кланяйся Уинифрид и, если хочешь знать мое мнение, не медли, выпускай ее в ближайшем гандикапе на развод.