Первое это пишу к тебе письмо и с первой отношусь просьбой, почему и по этой одной причине справедливо было бы получить от тебя, о чем извещаю. О чем же извещаю? Прекрасный Палладий делает нападения и расхищает, как слышу, дом наш, который у вас; а помочь некому. Поэтому прекрасное для тебя дело — взять на особенное свое попечение и такого человека, который сам на лицо, а тем паче такого, который в отсутствии, и не допустить, чтобы все совершенно пропало, будучи переломано и растащено, потому что вовсе никто сему не препятствует, — пропало и для самих тяжущихся, которым не остается в награду ничего больше, кроме тяжбы.
75.
К нему же (149)Благодаря за участие в деле, просит довершить благодеяние и поручает в его милость Евфимия.
Хвалю, что имеешь попечение о нашем деле; а потом хвалю и за письменное извещение, что делаешь это. Одно приносишь ты в дар правде, а другое — собственно мне. Но не откажись и довершить для меня свое благодеяние и непрестанно показывай себя возрастающим сколько–нибудь в ревности, чтобы я больше и больше дивился тебе. Сын Евфимий еще не явился к тебе, но ожидается; и думаю, если явится, не будет стоить тебе большого труда.
76.
К нему же (151)Поручает в милость его диакона своего Фортуната.
Податель сего письма, Фортунат, мой друг и домашний человек, а если нужно прибавить что–нибудь еще, один из достохвальных диаконов. Это надобно было узнать тебе от меня. А прочее, знаю, и от себя присовокупишь, то есть обратишь на этого человека дружелюбный и попечительный взор, если в чем он будет иметь нужду до твоего благоговения. Что ни сделаешь хорошего для него, будет благодеянием мне самому.
77.
К нему же (152)Просит руководствовать советами пресвитера Лукиана в деле о доме сродников Григориевых.
Прими на себя мое дело, как и прежде принимал и доказал это опытами. Прими и возлюбленного брата и сопресвитера моего Лукиана, как удостоив его благосклонного во всем воззрения, так дав ему совет позаботиться о доме сродников моих, который у вас; потому что при Божией помощи дела мои приняли благополучное окончание, как по вашему суду, так и по человеколюбию правдивейшего Судии.
78.
К Палладию (228)Просит о внимании и покровительстве к сроднику своему Евфимию.
Если бы кто спросил меня: что всего лучше в жизни? — ответил бы: друзья. А из них кого должно более почитать? Отвечал бы: добрых. А из добрых кого именуешь первым? Знаю, что никого не поставлю выше твоей доблести. И пишу это не льстя могуществу, не уважая нравы, для которых и я, может быть, провозвестник не малый, по крайней мере не умолкающий, пока есть силы, и даже не только провозвестник, но и сподвижник, молитвами подающий тебе новые силы. Этим хотел я кончить письмо. Но поелику и Бога не только чтим, но и молим о благодеяниях, то выслушай, не тяготясь мною (а что мои просьбы не отягощение для тебя, могу заключать сие по предшествовавшему), но памятуя обо мне. Опять представляю тебе просителя Евфимия и опять прошу не только человеколюбиво принять этого молодого человека, но и извинить его медленность, потому что, заведуя делами сирот, по необходимости задержан был дома. Но постарайся дать ему хороший ход, и к моей чести, и к славе твоей правоты. Хотя и много людей, которым ты сделал добро, однако же и это благодеяние не менее всякого другого послужит к твоей чести, как сам я слышал от тебя лично, и желаю, чтобы ты теперь уверил меня в этом. Этот человек
как достоин сожаления по сиротству, так любим мною за его нрав, не говорю уже о кровном родстве.
79.
К Гигантию (239)Благодарит за приглашение на праздник, уверяя, что для него, как проповедника Троицы, всего вожделеннее праздновать с чтителями Троицы.