Собрание сочинений. Т.13.

Северина все так же неподвижно лежала в постели, где они только накануне под покровом ночи неистово предавались любви. Не поднимая головы с подушки, она неотступно следила за ним беспокойным взглядом, ее мучил страх, что Жак и в этот вечер не решится убить Рубо. Движимая инстинктом женщины-самки, рабски преданной тому мужчине, к которому она испытывает страсть, и бессердечной к человеку, который всегда оставлял ее холодной, она жаждала лишь одного — покончить с постылой жизнью и все начать сызнова. Избавиться от того, кто стоит поперек пути, — что может быть естественнее? Казалось, Северина даже не задумывается над тем, какое отвратительное преступление готовит: как только она переставала обсуждать кровавые подробности своего ужасного замысла, к ней снова возвращалось обычное спокойствие, и на ее улыбающемся невинном личике появлялось выражение нежной покорности. Северина с изумлением подметила в так хорошо ей знакомом облике Жака нечто новое и пугающее. Все тот же мягкий овал лица, те же вьющиеся волосы, те же черные усы, те же карие глаза с золотистыми точками, но вот нижняя челюсть так сильно выступает сейчас вперед, что обезображивает это красивое лицо, сообщая ему необыкновенно свирепое выражение. Проходя мимо, Жак, словно нехотя, посмотрел на нее, и молодой женщине почудилось, что его блестящие глаза подернулись какой-то красноватой пеленою; затем он резко отпрянул. Отчего он так сторонится ее? Неужто ему опять изменяет решимость? С некоторых пор Северина, не подозревавшая, разумеется, что Жак в любую минуту способен убить ее, объясняла себе безотчетный страх, охватывавший ее в присутствии любовника, предчувствием близкого разрыва. И вдруг она с пугающей ясностью поняла, что если Жак и на сей раз не осмелится нанести смертельный удар, то он убежит и никогда больше к ней не возвратится. И тогда она решила, что принудит его убить, сама придаст ему необходимое мужество. В эту минуту мимо опять проходил поезд — длинный товарный состав, и любовникам, подавленным воцарившимся между ними гнетущим молчанием, показалось, будто нескончаемая вереница вагонов тащится уже целую вечность. Опершись на локоть, Северина выжидала, пока грохочущий ураган замолкнет вдали, посреди уснувших холмов и лощин.

— Еще целых четверть часа, — вырвалось у Жака. — Он уже миновал Бекурский лес, прошел полпути. Ах, как мучительно тянется время!

Машинист подошел к окну, потом обернулся и внезапно увидел, что Северина в одной сорочке стоит у кровати.

— А что, если нам взять лампу и спуститься вниз? — предложила она. — Осмотришь прихожую, выберешь для себя удобное место, я при тебе отопру дверь, и ты рассчитаешь силу удара.

Он вздрогнул и отшатнулся.

— Нет, нет! Никакой лампы!

— Да ведь мы ее после унесем. Но сейчас надо во всем хорошенько разобраться.

— Нет, нет! Ложись в постель.

Однако Северина не послушалась, больше того — она направилась прямо к нему, и на губах ее появилась при этом победоносная и властная улыбка женщины, которая понимает, что она желанна, и сознает свое могущество. Если она сейчас обовьет его руками, он, конечно же, уступит обаянию ее тела и сделает все, что она прикажет! И, стремясь окончательно подчинить себе любовника, она продолжала ласковым голосом:

— Что с тобой творится, дорогой? Можно подумать, ты боишься меня. Только я к тебе подойду, ты уже отстраняешься. Ты, видно, не понимаешь, как я нуждаюсь теперь в тебе, как важно мне ощущать, что ты здесь, рядом, что между нами — полное согласие навеки, слышишь, навеки!

Северина все приближалась, и Жак, пятясь, оказался у самого стола, дальше ему уже некуда было отступать, а она стояла перед ним, ярко освещенная лампой. Никогда еще Жак не видал ее такой: волосы молодой женщины были высоко подобраны, сорочка спустилась так низко, что открывала шею и грудь. Он задыхался, тщетно борясь с собой, но отвратительная дрожь уже охватывала его, кровь яростной волною кинулась ему в голову. Он все время помнил, что нож тут, на столе, позади него, он почти физически осязал его — надо было только протянуть руку!

Собрав последние силы, Жак пролепетал:

— Умоляю тебя, ляг…

Выходит, она не ошиблась — он дрожит потому, что хочет ее! И при этой мысли Северина ощутила гордость. Чего ради станет она его слушаться? В эту минуту ей хотелось, чтобы Жак любил ее так неистово, как только возможно, чтобы они оба обезумели от страсти! Гибким, кошачьим движением она еще теснее прильнула к нему.

— Обними же меня, дорогой… Обними крепче, как один только ты умеешь… Это придаст нам мужества… Да, мужества — ведь мы в нем нуждаемся! Мы должны предаваться любви не так, как все другие, а с куда большей страстью, раз уж мы идем на такое дело… Обними же меня от всего сердца, от всей души!