Собрание сочинений. Т.18. Рим

— Поглядите на них, — воскликнул Пьер, — как красивы жених и невеста, как они молоды, радостны, полны надежд! Я понимаю, что ваш король явился на праздник, чтобы доставить удовольствие своему министру и привлечь на свою сторону одну из древних римских фамилий: это честная, мудрая и благодетельная политика. Надеюсь также, что он понимает и сокровенный смысл этого брака: старый Рим, в лице прелестной, чистой, влюбленной девочки, сочетается с новой Италией, — ее олицетворяет отважный, юный энтузиаст, которому так идет военный мундир. Да будет прочным и плодотворным их союз, да положит он начало великой нации, какой я желаю вам стать, желаю от всей души, особенно теперь, когда я научился понимать вас!

Удрученный крушением своей давнишней мечты о вселенском евангельском Риме, Пьер пожелал нового счастья Вечному городу с таким искренним, глубоким волнением, что Прада не мог удержаться и воскликнул:

— Благодарю вас за такое пожелание, это заветная мечта всякого истого итальянца.

Но голос его сорвался. Он вдруг увидел, что к улыбающимся Челии и Аттилио, которые тихо разговаривали друг с другом, подошли Бенедетта и Дарио с такой же счастливой улыбкой на устах. И когда обе юные пары сошлись, сияющие, торжествующие, полные радостных надежд, граф почувствовал, что не в силах оставаться здесь дольше, смотреть на них и терзаться.

— Я умираю от жажды, — сказал он хрипло. — Пойдемте в буфет, выпьем чего-нибудь.

Стараясь уйти незамеченным, Прада стал пробираться вдоль стен, позади толпы, к дверям в конце галереи, ведущим в античную залу.

Пьер последовал за ним, но людской поток разъединил их, и священник очутился возле двух влюбленных пар, которые продолжали дружески беседовать. Узнав аббата, Челия подозвала его приветливым кивком. Восторженно глядя на Бенедетту, она пылко восхищалась ее красотой, молитвенно сложив беленькие, лилейные ручки, точно перед статуей мадонны.

— Ах, господин аббат! — воскликнула Челия. — Доставьте мне удовольствие, скажите ей, что она прекраснее всех на свете, прекраснее, чем солнце, луна и звезды!.. Знаешь, дорогая, я вся трепещу, глядя на тебя, ты хороша, как само счастье, хороша, как сама любовь!

Бенедетта рассмеялась в ответ, развеселились и оба кавалера.

— Милая, ты так же красива, как я… Мы потому и хороши, что счастливы.

— Да, счастливы… — тихо повторила Челия. — Помнишь, ты сказала как-то вечером, что папу и короля никогда не удастся сочетать? А вот мы с Аттилио их сочетали, и мы так счастливы!

— Ну, а мы с Дарио, напротив, скорее их поссорили! — весело возразила Бенедетта. — Впрочем, как ты сказала мне в тот вечер, достаточно любить друг друга, чтобы спасти мир!

Пьеру удалось наконец проложить себе дорогу в античную залу, где помещался буфет, и он подошел к графу Прада; тот стоял неподвижно, точно пригвожденный к месту, не в силах оторвать глаз от жестокого зрелища, от которого хотел бежать. Что-то заставило его обернуться и смотреть, смотреть туда. С истерзанным сердцем он наблюдал, как в галерее снова начались танцы, как духовые инструменты оглушительно заиграли мелодию первой фигуры кадрили. Бенедетта с Дарио и Челия с Аттилио выступали визави. Две юные, счастливые пары, танцующие в ярко освещенной зале, среди роскоши и благоуханий, были так прелестны и обворожительны, что король и королева подошли полюбоваться ими. Танцорам восторженно кричали «браво!», они растрогали и покорили все сердца.

— Я умираю от жажды, пойдемте же выпьем чего-нибудь! — повторил Прада, оторвавшись наконец от мучительного зрелища.

Спросив стакан холодного лимонада, он жадно проглотил его залпом, точно больной, изнывающий от лихорадки.

Античная зала представляла собой обширную, отделанную под мрамор комнату с мозаичным полом и расположенной вдоль стен знаменитой коллекцией древних ваз, барельефов и скульптур. Преобладали мраморные статуи, но немало было и бронзовых, среди прочих — несравненная статуя умирающего гладиатора. Но главным украшением была прославленная Венера, под стать Венере Капитолийской, только еще более изящная и стройная, с грациозно вытянутой левой рукой, полная истомы и сладострастия. В тот вечер на нее был направлен ослепительный луч электрического рефлектора, и мраморная статуя в своей божественной наготе казалась живой и бессмертной.

В глубине залы, у стены, помещался буфет, и на длинном столе, покрытом вышитой скатертью, были расставлены вазы с фруктами, блюда с пирожными и холодными закусками. Среди бутылок шампанского, сосудов с горячим пуншем и ледяным шербетом, стаканов, чайных и бульонных чашек, среди хрусталя, фарфора и сверкающего серебра возвышались роскошные букеты цветов. Удачным новшеством были расставленные в зале ряды маленьких столиков, за которыми гости, вместо того чтобы закусывать стоя, могли расположиться с удобством, как в кафе.

За одним из столиков Пьер увидел Нарцисса с молодой дамой; узнав Лизбету, Прада подошел к ним.