Собрание сочинений. Т. 20. Плодовитость

— Так вот, друг мой, — объяснял доктор, прогуливаясь с Матье по передней, — все это еще куда ни шло, это, так сказать, материальная изнанка вещей. Вот если бы вы могли видеть изнанку душ! И, заметьте, этот дом еще относительно хорош, — существуют просто грязные трущобы, полиция иной раз даже вынуждена их закрывать из-за чересчур грубых нарушений закона… Конечно, существует надзор, существуют строгие правила, согласно которым кормилицы должны прибывать к нам с документами, удостоверяющими их нравственность, со множеством справок, и они обязаны в первый же день по прибытии зарегистрировать бумаги в префектуре, где получают окончательную апробацию. Но все эти меры предосторожности весьма и весьма относительны и никак не предотвращают жульнических уловок: кормилицы скрывают сроки родов и тем самым время появления молока, больных младенцев подменивают здоровыми, а зачастую забеременевшие женщины со спокойной совестью выдают себя за только что родивших. Вы и вообразить не сможете, на какие опасные хитрости и убийственную ложь пускаются эти женщины во имя алчности и ненасытной жажды наживы… Для меня лично уже то, что они избрали себе такое ремесло, доказывает их полное моральное падение. Не существует более отталкивающей и противоестественной профессии. Многие из них, — а попадаются ведь, казалось бы, и благоразумные девушки, — идут к самцу, так же, как водят корову к быку, с единственной целью: иметь молоко. Ребенок в глазах профессиональной кормилицы всего лишь неизбежное зло, средство заработать. Когда рождается ребенок и у матери появляется молоко, о младенце уже не думают, — пускай себе умирает. Это — предел невежества и скотской низости… Обратите внимание на преступные последствия такого постыдного торга; если ребенок, для которого кормилица отдает за деньги свое молоко, умирает, зачастую потому, что ее молоко не то, какое предназначено ему природой, то и ребенок кормилицы тоже почти непременно гибнет: ведь его увозят за ненадобностью и тотчас же начинают кормить тем же пойлом, что и скотину. Здесь всегда две жертвы и две преступных матери: на их совести убийство самое чудовищное, самое гнусное, убийство несчастных, едва народившихся существ, чье исчезновение никого не волнует, тогда как на самом деле нам следовало бы кричать от ужаса, протестовать против бессмысленного истребления тех, в ком воплощены наши самые нежные чаяния… Ах, эта пропасть бездонна, она поглотит нашу страну, если мы не перестанем платить нелепую, чудовищную дань небытию!

Разговаривая, мужчины остановились перед столовой как раз в тот момент, когда кто-то приоткрыл туда дверь, и оба одновременно заметили тетушку Куто, сидевшую за столом между двумя молодыми, чистенькими, приятными на вид крестьянками. Так как время завтрака уже миновало, все трое без тарелок и вилок быстро уплетали колбасу. Должно быть, Куто только что прибыла с партией кормилиц и торопилась закусить прежде, чем отправиться на дальнейший промысел вместе с этими двумя женщинами, оставшимися от привезенной ею партии кормилиц. Из столовой, от ее не просыхающих, залитых вином столов, от грязных стен несло запахом давно не мытой раковины для мойки посуды.

— Вам тоже знакома тетушка Куто! — воскликнул Бутан, когда Матье рассказал ему о своих встречах с ней. — Значит, мой дорогой, вы соприкоснулись с самым дном преступления. Тетушка Куто — настоящая людоедка… И подумать только, что в нашем чудесном социальном механизме она — не бесполезный винтик, и даже я, например, буду рад выполнить возложенное на меня поручение, выбрав одну из только что привезенных ею кормилиц!

Но тут г-жа Брокет чрезвычайно любезно пригласила их к себе в контору. Вволю наглядевшись на обнаженные груди кормилиц — лучшее из того, чем располагала контора, — старичок после долгого раздумья удалился, так и не сделав выбора, и пообещал заглянуть еще раз.

— Есть же люди, которые сами не знают, чего хотят, — рассудительно изрекла г-жа Брокет. — Я не виновата, прошу у вас тысячу извинений, доктор… Если вам требуется хорошая кормилица, вы останетесь довольны, — только что прибыли действительно превосходные… Я вам их сейчас покажу.

Эрмини даже не подумала поднять глаза от своего романа. Она но-прежнему сидела в кресле, не отрываясь от книги, все с тем же выражением скуки и усталости на худеньком золотушном лице. Матье в качестве наблюдателя сел в сторонку, а Бутан, как генерал, принимающий парад, остался стоять, приготовившись к самому тщательному осмотру. И шествие началось.