Собрание сочинений. Т. 20. Плодовитость

И он пугливо посмотрел на Матье, как будто его застали с поличным, как будто имя акушерки напомнило ему о его тайных терзаниях. Возможно, это имя в чужих устах прояснило для него то смутное и тягостное, что, как наваждение, неотступно преследовало его, но он так и не осмелился принять для себя окончательное решение. Бухгалтер даже побледнел, губы его задрожали.

Когда по намеку Матье он догадался, что дело касается Норины, у него вырвалось невольное признание.

— Как раз сегодня утром жена говорила со мной о госпоже Бурдье… Не помню, как начался у нас разговор… Но мы сами ничего толком не знаем об этой акушерке, ведь прошло так много времени… Но, по-видимому, она очень сведуща в своем ремесле и теперь содержит прекрасный родильный дом… Сходите, посмотрите, мне кажется, она вам подойдет.

Матье последовал совету бухгалтера. Но его предупредили, что г-жа Бурдье очень дорого берет за пансион, поэтому он решил вначале наведаться на улицу Роше, чтобы лично составить себе представление о г-же Руш. Но уже один внешний вид ее жилища внушил ему отвращение и ужас: почерневший, прогнивший дом, из тех, что уцелели от старого Парижа, стоял на крутом спуске улицы. Его смрадный подъезд вел на тесный двор, куда выходили окна жалкой квартирки, занимаемой акушеркой. Здесь пахло преступлением и отбросами. Над подъездом красовалась подозрительная желтая вывеска, на которой крупными буквами была выведена только фамилия акушерки. Матье позвонил, ему открыла служанка в грязном фартуке и провела его в маленькую, насквозь пропитанную запахами кухни, приемную, какие обычно бывают в дешевых меблирашках; тотчас же появилась сама хозяйка — дама лет тридцати пяти или шести, вся в черном, сухопарая, со свинцовым цветом лица, с жидкими волосами и огромным носом, который один только и был виден на ее физиономии. Говорила она медленно и тихо, двигалась крадучись, словно кошка, и при этом с лица ее не сходила приторная улыбка. Матье подумал, что такой страшной особе ничего не стоит удушить еще не родившееся дитя, простым движением пальцев отправить его в небытие. Впрочем, она заявила, что из-за недостатка места берет к себе на пансион лишь за неделю, в крайнем случае — за десять дней до родов. Матье не настаивал и поспешил ретироваться, испытывая не только отвращение, но и страх.

Заведение г-жи Бурдье помещалось на улице Миромениль, между улицами Ла-Боэти и Пантьевр, в четырехэтажном доме с окрашенным светлой краской фасадом и белыми муслиновыми занавесками на окнах, что хотя бы с виду производило благоприятное впечатление. Вывеска сообщала, что акушерка первого класса держит родильный дом с пансионом для дам. В первом этаже находилась торговля лекарственными травами, благоухавшими на всю улицу. Подъезд заведения г-жи Бурдье был заперт, как в частном особняке; через этот опрятно содержавшийся подъезд попадали в довольно большой двор, его замыкала высокая серая стена соседней казармы. Приглушенные звуки барабанов и кларнетов, долетавшие сюда через стены, вносили веселую нотку и вряд ли беспокоили пациенток. Во втором этаже вдоль длинного коридора расположены были приемная, кабинет г-жи Бурдье, ее спальня, общая столовая и кухня; комнаты женщин, взятых на пансион, помещались частично на третьем, а частично и на четвертом этажах; всего таких комнат было двенадцать, одни на три-четыре койки, другие — всего на одну, они соответственно стоили дороже. Здесь полновластно царила г-жа Бурдье, красивая брюнетка лет тридцати двух, чуть располневшая, приземистая, с широким приятным, веселым лицом, поражавшим белизной кожи, что, как ни странно, способствовало процветанию ее заведения: именно из-за цвета лица хозяйки ее дом считался образцом чистоплотности. Правда, злые языки и завистники не советовали шарить по углам, но на то у нее и была такая профессия… Однако до сих пор никто не мог привести ни одного скандального случая из практики г-жи Бурдье. Родильный дом даже получил одобрение со стороны филантропических обществ, которые иной раз присылали сюда клиенток, если в городских больницах не было свободных мест. Это тоже до какой-то степени подтверждало, что заведение г-жи Бурдье вполне заслуживает свою лестную репутацию; говорили даже, будто она сумела обзавестись серьезной и солидной клиентурой.

Матье пришлось поторговаться с акушеркой, так как для начала она запросила с него двести франков в месяц, и когда он запротестовал, г-жа Бурдье сделала вид, что возмущена, и даже повысила голос, не теряя, однако, внешнего благодушия.