Собрание сочинений. Т. 22. Истина

Марк еще больше забеспокоился, наведя справки о новом председателе суда присяжных советнике Гибаро и о государственном прокуроре Пакаре, которому было поручено обвинение. Гибаро был воспитанником вальмарийского коллежа иезуитов, которым он был обязан своим быстрым повышением; он и женился на предложенной ими невесте, очень богатой и набожной горбунье. Прокурор, бывший республиканец, запятнал себя в карточной игре, стал отъявленным антисемитом, сторонником церкви и надеялся получить с ее помощью назначение в Париж. Ему-то Марк особенно не доверял, ибо антисимонисты делали вид, что не знают, какую позицию он займет на суде, и опасаются, как бы он не вспомнил о своем революционном прошлом. Они превозносили гражданскую доблесть и благородство Гибаро, но, говоря о Пакаре, прибегали к недомолвкам и намекам, точно не доверяли его антисемитизму; они, несомненно, хотели, чтобы он разыграл героическую роль честного человека, который, внезапно узрев истину, потребует головы Симона. Они бегали по всему городу и горько сетовали, что Пакар не на их стороне; именно эти жалобы и возбуждали у Марка сомнения, так как он из достоверных источников знал о продажности Пакара, готового любой ценой добиться высокого поста и почестей. Вообще создавалось впечатление, что жаркий, беспощадный бой, разгоревшийся в Розане во время второго процесса, происходил где-то под землею. Здесь не было, как в Бомоне во времена первого процесса, салона обольстительной г-жи Лемаруа, где встречались и любезный депутат Марсильи, и сдержанный префект Энбиз, и честолюбивый генерал Жарус, преподаватели, должностные лица, судейские, где дело обсуждалось в легкой светской беседе, среди улыбающихся дам. И, уж конечно, здесь не было речи о таком либеральном прелате, как монсеньер Бержеро, который противодействовал конгрегации, скорбя и ужасаясь при мысли, что поток низменных суеверий, нахлынувший на церковь, смоет и унесет ее с собой. На этот раз яростная беспощадная борьба происходила в непроницаемом мраке, скрывавшем тяжкие социальные преступления; она велась коварно, под сурдинку, едва нарушая мертвенный покой Розана, — лишь дуновение ужаса порой проносилось по улицам, словно дыхание чумы в зараженном городе. Тревога Марка все возрастала именно потому, что он не наблюдал открытых столкновений между сторонниками Симона и его противниками, но понимал, что антисимонисты втайне готовят свирепую расправу, а их избранники Гибаро и Пакар, безусловно, являются их надежным орудием.

Марк снял просторную комнату на тихой улице, и каждый вечер у него собирались Давид, Дельбо и все их ревностные сторонники, принадлежавшие к различным слоям общества. То был небольшой, но крепко спаянный отряд, эти мужественные люди сообщали друг другу новости, делились своими соображениями. Никто не поддавался унынию, они расходились, исполненные бодрости и энергии, готовые к новым битвам. Марк и его товарищи знали, что на соседней улице, у родственника бывшего председателя суда Граньона происходили тайные сборища врагов. Попав в списки свидетелей защиты, Граньон приехал в Розан, где собирал у себя воинствующих антисимонистов, и в сумерках черные сутаны и рясы осторожно прокрадывались к его дому. Говорили, что отец Крабо провел там две ночи, а затем вернулся в Вальмари и, напустив на себя смирение, ревностно предавался покаянию. Какие-то темные личности рыскали в этом пустынном квартале, и показываться там было небезопасно. Поэтому, когда Давид и Дельбо по вечерам выходили на улицу, друзья провожали их гурьбой. Один раз в них даже стреляли, но полиция, несмотря на тщательные розыски, так и не обнаружила виновников покушения. Но самым могучим средством церковников была ядовитая клевета, исподтишка, коварно уничтожающая человека. На сей раз жертвой оказался Дельбо, которого следовало сразить в день открытия судебного процесса. В это утро в «Пти Бомонтэ» появилась клеветническая статья, направленная против отца Дельбо: в чудовищно извращенном виде излагалась история полувековой давности. Отец адвоката, мелкий ювелир, живший неподалеку от бомонской епархии, был обвинен в похищении церковных сосудов, отданных ему в починку. В действительности же сосуды были украдены у него какой-то женщиной; он не хотел называть ее имя, уплатил стоимость пропавших вещей, и дело на этом кончилось. Гнусные статьи показывали, на что способен в своей ненависти этот сброд. Прискорбное происшествие, случившееся с отцом, давно забытое и похороненное, бросили в лицо сыну, сдобрив лживыми, грязными подробностями, мерзкими выдумками, оскорбительными и непристойными выражениями. Несомненно, этот осквернитель могилы, этот ядовитый клеветник получил опубликованный в газете материал из рук самого отца Крабо, которому передал его, очевидно, какой-нибудь церковный архивариус. Этим неожиданным ударом рассчитывали сломить Дельбо, морально убить, опорочить как адвоката, погубить его авторитет и сорвать его выступление в защиту Симона.