Собрание сочинений. т.4. Крушение республики Итль. Буйная жизнь. Синее и белое

Зеркальные овалы двери подъезда бесшумно раскрылись перед Глебом. Пышная борода Черномора распласталась по ливрейной груди в низком поклоне.

— Бельэтаж, направо, ваше высокоблагородие.

По суконной красной дорожке Глеб взбежал в бельэтаж, позвонил. Голубая горничная в наколке впустила его, оценив внимательным и опытным взглядом, попросила в комнату, откидывая портьеру. Глеб вошел в серо-голубой уют матовых обоев и кожи. Посреди комнаты стоял человек, чертами лица очень напоминающий Мирру. Та же легкая неправильность лица, длинные ресницы, только все определеннее, тверже.

— Семен Григорьевич? — спросил Глеб.

— Так вот вы какой, — не отвечая на вопрос, сказал человек. — Я знаю вас по письму Мирры. И сегодня, не успев положить чемодан, она стала рассказывать только о вас. Очень рад познакомиться. Конечно, приятнее было бы встретиться в более спокойное время, но что делать… Курите? Может быть, сигару? Вероятно, вскоре с сигарами придется проститься…

Он предупредительно подвинул Глебу ящичек.

— Спасибо, — отказался Глеб. — Так Мирра Григорьевна приехала?.. Она дома?

Нейман понимающе, по вполне корректно улыбнулся, смотря через плечо Глеба.

— Если вы обернетесь… — сказал он с поклоном, и Глеб услыхал сзади шорох, бросивший его в жар.

В дверях он увидел Мирру. Смущенно и неловко поклонился.

— Мирра Григорьевна…

Но нежданный жаркий, душистый вихрь налетел на него, смял, завертел, повис на нем опьяняющей тяжестью.

— Ну, здравствуй же… здравствуй… Ну что? Ты даже не хочешь меня поцеловать?

Девушка, хохоча, тормошила опешившего Глеба.

— Глебушка… Какой ты смешной! Ты язык потерял? — болтала она, вися на Глебе.

Глеб с беспомощным испугом взглянул исподлобья на Неймана.

— Умываю руки… Не сестра, а разбойник, — засмеялся Нейман. — Впрочем, Глеб Николаевич, я в курсе дел. Можете не брать меня в расчет.

— Ну… Ты и после этого будешь стоять такой смешной чучелкой? — спросила Мирра, приближая лицо, и тогда Глеб еще неловко и чрезмерно громко чмокнул ее в щеку.

— Садись, — Мирра насильно повлекла его к дивану. — Рассказывай… Нет, лучше я буду рассказывать… Я жалею, что не поехала с тобой. Какой ужас в дороге! Вагоны переполнены, грязь… на всех станциях стоим… все забито… и эшелоны… без конца эшелоны… Плач, вой, страшно. В Москву опоздали на восемь часов… Только случайно попала в курьерский… А ты как? Тебя отпустили? Надолго?

Завороженно смотря в глаза девушки, слушая щебет, Глеб сразу вспомнил при этом вопросе, что завтра отъезд. Бесповоротный, неотложный отъезд. У него захватило дыхание. Тихо сказал:

— Мирра… Я завтра еду…

Девушка откинулась, не понимая. Пальцы ее сжали руку Глеба.

— Едешь?.. Куда?..

— В Севастополь. Ведь война же, — еще тише выговорил Глеб, как будто оправдываясь, хотя оправдываться было не в чем.

— Постой… я ничего не понимаю. Как же… ведь ты говорил — до октября?..

Глеб молча и с ненавистью щелкнул пальцем по мичманскому погону, по так долгожданному мичманскому погону.

— А что? Я не понимаю…

— Да ведь нас же досрочно произвели… Дали три дня. Завтра я должен выехать.

Девушка прижалась к нему. Губы детски недоуменно и тоскливо дрогнули.

— Глебушка… Этого не может быть. Я так мечтала приеду, будем вместе бродить по Петербургу, ты будешь мне все показывать. Помнишь, я говорила тебе, что бредила Петербургом… Как же так?.. Не мучь меня. Неужели нельзя отложить?

Глеб усмехнулся. О, если бы была какая-нибудь возможность!.. Но что мечтать впустую!

— Ничего нельзя сделать, Мирра… Ничего.

Она вскочила и подбежала к брату.

— Сеня… Что же это такое? Ну, неужели ты ничего не можешь придумать? Ты же юрист…

Нейман пожал плечами.

— Я юрист, а ты ребенок. Ведь Глеб Николаевич военный. Он же не ратник второго разряда, чтобы я мог выхлопотать ему отсрочку. Война!

Мирра отвернулась. Плечи ее поднялись уголками.

— Двое мужчин — и ничего не могут придумать. Хороши!

Глеб взглянул на Неймана. Оба засмеялись.

— Единственный выход, — сказал Нейман, — купить Глебу Николаевичу в Вяземской лавре липовый паспорт и отправить его в тайгу. Или внести в Государственную думу срочный законопроект о пожизненном освобождении офицерского корпуса флота от воинских обязанностей…

— Ты все шутишь, — упрекнула Мирра, — но ведь это Глеб уезжает завтра… Завтра!..

— Шутит или не шутит Семен Григорьевич, — уныло сказал Глеб, — а ехать нужно, — и ничего не сделаешь.

Мирра обернулась к нему.

— Ты очень нехороший. Но я беру тебя в плен до самого отъезда. Ты никуда не уйдешь от нас и останешься ночевать… Правда, Сеня?

— Конечно, Глеб Николаевич. Не стесняйтесь. Квартира просторная — места хватит.

— Но у меня же все вещи в корпусе, — попробовал возразить Глеб. Но возражал больше для приличия. Возможность пробыть с Миррой до конца была заманчива.

— Ерунда! Сейчас мы с тобой отправимся бродить по Петербургу. Я хочу хоть в первый раз посмотреть его вместе с тобой. А потом ты заедешь за вещами и вернешься к нам. Идем.

По Загородному все еще текла зеленая река гвардии, звенела музыка и гремело «ура».

— Я не хочу на это смотреть, — болезненно зажмурилась девушка. — Куда-нибудь подальше, где тихо и нет людей.