Собрание сочинений. т.4. Крушение республики Итль. Буйная жизнь. Синее и белое

Турция, находясь под влиянием Германии и управляемая военной партией младотурок, может решиться начать новую войну, чтобы получить обратно потерянное положение и, таким образом, создать базу для возрождения страны. Германия, толкая Турцию на вооружение и войну, стремится, в случае успеха Турции, воспользоваться ослаблением России, а в случае поражения ее, получить большую часть Малой Азии, включая проливы, в качестве своей колонии. Болгария, до решительной победы России, воздержится от войны и будет строго нейтральна, не позволяя России пользоваться ее бухтами как базами для флота. Румыния, до выяснения результатов столкновения и решения вопроса о господстве на море, войны также не начнет, сохраняя строгий нейтралитет. Австрия, вследствие угрозы англо-французского флота, не в состоянии послать своего флота в Черное море.

Россия, не усилив своей армии, параллельно усилению в 1913 г. германской и австрийской армий, не имея на Черном море ни сильного флота, ни достаточных средств для перевозки крупного десанта, также боясь внутренних потрясений, сама войны не начнет.

Таким образом, на Черном море в 1914 году война может быть наступательная только со стороны Турции, при обороне со стороны России.

В этой оценке политической обстановки наибольшей точностью отличалась негативная часть. Руководители флота били не в бровь, а в глаз империи, намекая на внутренние потрясения самым неделикатным образом. Но ситуация Болгарии и Румынии была оценена весьма легкомысленно. В предыдущей войне Россия нанесла болгарам незабываемую обиду, поставив на сербскую карту. Рассчитывать после этого на нейтралитет Болгарии, вырванной из-под русского крылышка Германией, было наивно. Румыния, связанная династическими узами с Гогенцоллернами, тоже вряд ли могла входить в расчет союзников, даже при благоприятном ходе войны.

И поэтому штаб, с лирической грустью переходя к политической цели войны, вынужден был, тяжко вздохнув, проститься с византийской мечтой в пессимистическом абзаце:

Для России занятие Константинополя и проливов решило бы весь многовековый ближневосточный вопрос, но, не имея на это, по крайней мере в начале войны, сил, Россия в 1914 году принуждена ставить себе целью только оборону своих границ.

Но на этом абзаце кончалась нормальная логика. Дальше начинался поэтический бред, ибо, предъявив свое боевое убожество, штаб впадал в неожиданный пафос непонятной стратегической идеи «господства на море».

Из сравнения вероятных сил вытекало с полной очевидностью, что в линейном флоте черноморцы значительно слабее турок, усиленных новыми дредноутами и возможной помощью немцев. Так же обстояло дело с крейсерами. Не лучше — с минным отрядом.

При этих условиях идея господства на море могла родиться только в горячечном воображении, но черноморское командование было одержимо манией линейного боя. Громовое эхо Синопа еще звучало в ушах моряков, напоминая о былой славе и мощи. Флот был во власти гипноза решительного боя. Две линии кораблей — друг против друга. До последнего снаряда, до последней капли крови. В волшебной картине линейного сражения был дурманящий штабные головы яд. Если была бы хоть какая-нибудь возможность, штаб не отказался бы применить в качестве основного принципа предстоящей схватки героический маневр прошлого века — бой на шпринге, на мертвых якорях, до полного взаимного истребления.

Но, к несчастью, противника нельзя было загнать в ловушку какой-нибудь бухты, как это удалось Нахимову со злополучной эскадрой Османа-паши. Противник не только был сильнее, он был подвижнее. Его эскадренный ход по всем данным превышал эскадренный ход святительской армады почти в полтора раза.

Искать встречи с противником при таких данных флот не мог. Ему оставалось с пассивной покорностью ждать, пока противник сам пожелает этой встречи, и из этой безнадежной ситуации родилась вторая бредовая мысль — о бое на центральной позиции вблизи базы, в виду Севастополя.

Операция должна заключаться в том, чтобы, выйдя из Севастополя со всеми силами, занять выгодную позицию вблизи его и на этой позиции дать решительный бой. Предел удаления этого боя от Севастополя определяется оперативной деятельностью подводных лодок и гидроаэропланов.

Задача господства на море окончательно уплывала в дымку черноморских туманов. План отыскания противника, героический и достойный флота империи, постепенно тускнел, превращаясь в униженное ожидание вражеского визита у своего крыльца. Флот превращался в трусливую деревенскую шавку, лающую на прохожего, высовывая только кончик носа из подворотни.