Собрание сочинений Т.4 "Работа актера над ролью"

   К этому времени роман Отелло с Дездемоной все сильнее и сильнее развивался. Кассио, который был посредником в любви Отелло и Дездемоны, знал о любви Родриго. Он познакомился с ним тоже во время ночных пирушек. Кассио отлично понимал простоватость Родриго. Так как он знал отношения Отелло и Дездемоны, ему казались смешными надежды Родриго на взаимность, поэтому он постоянно шутил, поддразнивая простачка Родриго, позволяя себе всевозможные шутки: уверял, что Дездемона будет гулять там-то или что она назначает ему свидание в таком-то месте, и Родриго часами просиживал зря, ожидая увидеть красавицу. Униженный и оскорбленный, он бежал к Яго, который брал его под свою защиту и клялся, что отомстит за него и в конце концов устроит его свадьбу, потому что не верит ни в какие романы с черным дьяволом. Это заставляло Родриго цепляться за Яго еще больше и осыпать его деньгами.

   ...Когда Родриго узнал о [браке Отелло с Дездемоной], бедный простачок сначала заплакал, как ребенок, а потом всеми неприличными словами изругал друга и решил порвать с ним знакомство. Бедному Яго стоило неимоверных трудов убедить его помочь сделать скандал на весь город, [с тем чтобы] добиться развода или непризнания брака. Мы застаем друзей в тот момент, когда Яго почти насильно посадил Родриго в гондолу (роскошная, с дорогими материями, как подобает богачу) и везет его к дому Брабанцио...”.

IV. [ПРОВЕРКА ПРОЙДЕННОГО И ПОДВЕДЕНИЕ ИТОГОВ]66

   — Где происходит действие? — спрашивал Аркадий Николаевич.

   — В Венеции.

   — Когда? — спрашивал Аркадий Николаевич.

   — В XVI веке. Год еще не выяснен, так как не сговорились еще с художником, — отвечал назначенный для этого сотрудник.

   — В какое время года?

   — Глубокой осенью.

   — Почему вы выбрали это время?

   — Чтоб было неприятнее вставать в холодную ночь и ехать.

   — В какое время суток?

   — Ночью.

   — В котором часу?

   — Около двенадцати ночи.

   — Что вы делали в это время?

   — Спали.

   — Кто вас разбудил?

   — Петрушин, — указал он на одного из сотрудников.

   — Почему же именно он?

   — Так как Петрушину назначена Иваном Платоновичем роль привратника.

   — Что вы подумали, когда пришли в себя после пробуждения?

   — Что случилось недоброе и мне придется куда-то ехать, так как я гондольер.

   — Что же было потом?

   — Я скорее стал одеваться.

   — Что ж вы надели на себя?

   — Трико, трусы, колет, пояс, берет, толстые туфли. Заправил фонарь, взял плащ, достал весла.

   — Где они лежат?

   — За вестибюлем — в коридоре на кронштейнах, приделанных к стенам.

   — А сами вы где живете? –

   — В подвальном этаже, ниже уровня воды.

   — Там сыро?

   — Да, сыро и холодно.

   — Повидимому, Брабанцио вас держит в черном теле?

   — На что же я могу претендовать? Я только гондольер.

   — В чем же заключаются ваши обязанности?

   — Держать в порядке гондолу и все принадлежности, необходимые для нее. Они многочисленны. Богатые подушки для сидения и лежания; их много, всех сортов — парадные, полупарадные, каждодневные. Есть и расшитые золотом роскошные балдахины. Есть и парадные весла и багры с инкрустацией. Фонари для простой езды и много малых фонарей для “grande serenata”.

   — Что ж было дальше?

   — Меня удивила суматоха в доме. Кто говорил, что пожар, другие говорили, что наступает неприятель. В вестибюле группа людей прислушивалась к тому, что делалось снаружи. Кто-то там отчаянно кричал. Не решаясь отворить окна в нижнем этаже, мы бросились наверх в приемную. Там уже открыли окна и кто мог просовывал в них головы. Тут я узнал о похищении.

   — Как же вы отнеслись к этому?

   — Со страшным возмущением. Ведь я влюблен в хозяйскую барышню. Я ее вожу на прогулки и в церковь и очень горд этим, так как все на нас смотрят и любуются ее красотой. Из-за нее я даже известен в Венеции! Я всегда, точно случайно, забываю цветок и счастлив, что она его находит и оставляет у себя. А если дотронется до него и оставит в лодке, то я подбираю его, целую и храню на память.

   — Неужели грубые гондольеры так чувствительны и сентиментальны?

   — Только с Дездемоной, так как она наша гордость и любовь. Этот мотив мне очень дорог и поджигает энергию для погони ради спасения ее чести.

   — Что же вы делали дальше?

   — Бросился вниз. Двери уже были отворены, в них носили оружие, а в вестибюле, по всем коридорам люди наскоро облачались в кольчуги, в латы. Я тоже надел какую-то броню на случай, если придется сражаться. Потом, собрав все, ждал в гондоле на своем посту дальнейших распоряжений.

   — С кем вы готовили роль?

   — С Проскуровым, а проверял Иван Платонозич.

   — Хорошо, молодцы. Принимаю все без поправок.

   И это простой сотрудник, — подумал я про себя. — А мыто?!.. Сколько еще нам надо работать!

   Дослушав до конца все, что было заготовлено сотрудниками, Аркадий Николаевич сказал:

   — Все логично и последовательно. Я пока принимаю вашу заготовку и догадываюсь, чего вам хочется, — сказал Аркадий Николаевич, вызвал нас и пошел с нами на сцену к сотрудникам для того, чтобы показать всем нам утверждаемую им мизансцену всей первой картины.