Собрание сочинений. Т. 5

— Неправильно расцвела. Теперь теплые дни… Яблоне, должно быть, показалось, что это весна — она и ошиблась.

Дядя усмехнулся в усы.

— Верно, Петушок! Надо будет в саду календарь повесить. А то все яблони ошибаться начнут, что ж это будет?..

<1929>

ЛЕШИЙ НА ЕЛКЕ *

В лесной чаще дымился снежок. Сверху падала мелкая крупа, снизу над сугробами курилась снежная муть, ветер все перемешал, смесил — весь лес затянул мглистою белою пылью.

На голой верхушке дуба шуршали ржавые листья. Тростник у замерзшего ручья качался, скрипел, переливался снежным бисером — инеем. Засинели ранние сумерки.

Под широкой, с лапами до земли, елкой сидел старый леший, сосал ледяную сосульку, посматривал сквозь мохнатый снежный шатер ветвей и зевал.

Заяц, проваливаясь по уши в сугробы, тяжело проскакал, взбрасывая куцый хвостик, к больничной ограде, — туда стряпуха вместе с золой капустные кочерыжки выбрасывала. Лисица, раскинув пышную рыжую метелку, шаг за шагом, отряхая мягкие лапки (холодно!), осторожно прокралась к опушке, авось глупая галка на дороге зазевается. Белка шишку в лапках повертела с одного конца, потом с другого и уронила, лешего по колену щелкнула. Ишь, черт вертлявый! Ворона над головой закопошилась, снег крылом задела, полетела вниз холодная вата, прямо лешему на нос.

Нигде покоя не найдешь. Бросил леший огрызком сосульки в ворону, спиной о шершавый ствол потерся… Блохи одолели. В шубу набились, жгут мелким огнем, ничем их не выкуришь.

Потянулся старый, в локтях кости хрустнули. Вылез на проселочную дорогу и застыл.

Идти к леснику на полянку в стожок спать? Или рябины пожевать? Вон за елью алые кисточки висят, морозом хватило, — чудесная закуска!

Приложил мохнатую руку к косматым бровям, посмотрел вдаль и свистнул.

Что за штука? Почему у школы суета такая? Праздник ведь, занятий нету. С утра еще поволокли туда елку, школьники сегодня весь день в лесу мелькали, кто пеший, кто в дровнях с отцом… Чего они там галдят, как галки на колокольне? Вокруг школы расселись, смеются…

Зоркий глаз у лешего, чуткое ухо — и сквозь снежную мглу все увидит, услышит. Ветер притих. Снег улегся. Сквозь еловые метлы над головой звездными кусками засквозило темно-синее небо.

Ого-го! Ишь, как горланят… От ствола к стволу леший подкрался ближе: притаился.

С крыльца и с лужайки перед школой всех людей точно в воронку в школьную дверь гуськом втянуло. Скрипит блок, кирпич на веревке о дверь хлопает. Во всех четырех окнах забегали, замелькали огоньки и вспыхнуло, переливаясь светлым колоколом, знакомое лесное дерево. Елка! Писк-то какой… В чем дело? По какому случаю?

* * *

Все в школе. Мохнатые лошаденки, привязанные у ракит к низкому плетню, жуют сено, головами встряхивают. В дровнях солома и серое тряпье-дерюга торчком…

Кто скрипит-переваливается? Не медведь ли? Ух, косматый какой, ростом с верстовой столб… Затопотали лошаденки на месте, зады поджимают, глазами косятся. Брякнули колокольчики.

Леший испугался:

— Тише вы, тпру! Лешего не признали, лесного хозяина? Но-но! Не трону. Елку мне посмотреть интересно. Как бы на бубенцы ваши мужики не выбежали… Тпру! Кому говорю?

Притихли лошадки. Фыркают, ушами прядут, друг дружку мордами подталкивают. Хрустит сено. Месяц голубые хвосты вдоль улицы стелет. Тишина.

Леший припал к стеклу. Ничего, если кто на крыльцо и выбежит воздуха морозного глотнуть, никто его, лешего, не распознает, — старый дед в овчине, может, мельник, а может, и лесник, — пусть смотрит…

А в школе чудеса в решете. Елка выше печки, золотые нитки светлой паутиной висят, золоченые орехи и зайчики ярче осенних листьев, разноцветные свечки, словно светляки мигают-переливаются. И на самом верху елки, — как это они ее с неба достали? — сияет золотая звезда с серебряными лучами. А под елкой, под елкой что делается! Школьники за пазухи пряники прячут, в зеленые лапы ныряют — друг дружку ловят, дудят в пестрые дудки, — пастух на заре, конечно, складнее играет, да ничего — было бы весело… В дверях и вдоль стен мужики жмутся, ухмыляются в льняные бороды. Кое-кто тоже пряничком улыбку закусывает, — от сына перепало.

Подал учитель знак, в ладоши захлопал. Взялись школьники за руки, и мальчишки и девчонки, закружились вокруг елки хороводом и запели все враз весело и звонко:

Коляда! Коляда!
Посконная борода!
Отпирай ворота,
Выноси пирога!
Отворяй окошки,
Подавай лепешки…

Учитель тоже, даром что длинный да острый, — как складная лестница, — в хоровод вклеился, как теленочек подтягивает, коленками перебирает. Ай да Созонт Тимофеевич!

Потом — пляс. Скрипочку учитель вынес, пыль клетчатым носовым платочком обмахнул, к плечу приложил и пошел… Соловей не соловей, козел не козел, а ничего веселее леший в жизни не слыхивал.