Собрание сочинений. Т.5. Буря. Рассказы

Капейка достал портсигар и закурил. Положив одну руку за голову, другой он стряхивал пепел с папиросы в старое чайное блюдце, а сам сосредоточенно думал о вчерашней работе, о том, что гаражу, которым он заведует, требуется новая крыша, о том, что на свете еще много крупных и мелких жуликов. Вначале иные и его считали взяточником, которого можно купить за мешок картошки или за свиной окорок. «Одолжите на день машину, и вы на целую неделю будете обеспечены продовольствием… Продайте бидон бензина, а мы вам привезем дров». Будто они не знали, за что Капейка боролся в лесах Видземе, забыли, где и как он потерял ногу. «Время трудное, товарищ Капейка, но если мы будем держаться друг за друга, и нам и вам будет легче. Государство в убытке не останется, если несколько граждан поживут чуть получше, чем большинство населения. Плюньте вы на все предрассудки — все равно одна ласточка весны не делает. В трудные времена порядочностью похваляются только дураки, а вы — Эвальд Капейка, человек умный… Подумайте о себе, о своей старухе матери, о будущем… Ну что вам стоит немного посодействовать предприимчивым людям? Машина ведь не развалится…»

Так шли дела вначале, пока Капейка не выгнал из гаража несколько отъявленных жуликов. Новые шоферы сначала работали хорошо, но искушение, видно, было слишком велико, и спустя какой-нибудь месяц два шофера пошли по стопам своих предшественников. Об этом говорил и слишком большой расход бензина в каждую поездку и ломка графика.

Ну, черт с ними, Капейка не возражал бы, если бы они во время поездок за город подсаживали попутных пассажиров, но он весь кипел от возмущения, когда узнавал, что на государственных машинах разъезжали по своим темным делам спекулянты. И Капейка принимал все меры, чтобы помешать этому: кропотливо подсчитывал пройденные километры, время и расход бензина, контролировал, когда и где была машина, и с неисправимыми долго не церемонился.

Вот и сейчас: он сам видел, что не все в порядке — один шофер стал жить не по средствам, кутил в ресторанах, щеголял новыми костюмами и сорил направо-налево деньгами, а в каждую поездку с его машиной обязательно что-нибудь случалось. То камера лопнула, то испортился мотор и пришлось с ним провозиться несколько часов — и вот вам опоздание. Нет, надо будет серьезно поговорить с автоинспекцией, чтобы проследили за этим шофером.

В нем никогда не иссякала готовность к борьбе, настойчивость в достижении цели, недаром он был командиром партизанского батальона. А быть честным и в большом и в мелочах научил его Андрей Силениек — человек, о котором Капейка всегда вспоминал с восторженной любовью.

Пришли ему на память и тяжелые дни, когда жизнь казалась беспросветной и бесцельной, когда мысль об увечье заставляла больно сжиматься сердце. Он возненавидел свою палку, без которой не мог и шагу ступить, он каждую улыбку воспринимал как насмешку над своей беспомощностью, каждое сочувственное слово — как унижение.

Сейчас все это пережито и преодолено, и хотя на свете осталось еще порядочно всякой дряни, но в общем люди — хороший народ.

Когда Капейка вернулся в Латвию, его один за другим стали навещать старые боевые товарищи, и их дружба, их верность помогли ему справиться со своей тоской, выйти из тупика.

Но это было еще не все. Жила на шоссе Свободы одна девушка, о которой Капейка часто вспоминал в годы войны. Вернувшись в Ригу, он, однако, побоялся пойти к ней, даже письма не послал, заранее решив, что теперь все кончено. Она узнала от знакомых о возвращении Эвальда и пришла однажды в воскресенье навестить его. Он сразу, едва успев поздороваться, показал ей на свой протез и сказал:

— Ты свободна, Алиса, жалости я от тебя не требую.

— Ты меня разлюбил? — спросила она, и открытое, веселое лицо ее побледнело. — Конечно, кто я такая… простая, обыкновенная девушка… А ты герой, про тебя в газетах пишут.

Капейка разволновался.

— Ты разве не видишь, что у меня нет ноги? Со мной теперь ни танцевать, ни гулять не пойдешь.

— Выходит, вся твоя любовь пропала вместе с этой ногой? — возразила она, и сама же улыбнулась.

Нет, люди оказались лучше, чем о них думал одно время Капейка. Он решил больше никогда не спешить с выводами. А за предложение забыть его Алиса крепко пробрала Эвальда.

— Да какое ты имел право думать так обо мне? За кого ты меня принимаешь? Как будто у одних мужчин есть сердце, будто вы одни знаете, что такое верность!.. Очень много вы о себе думаете! Сию же минуту извинись, иначе пойду и пожалуюсь твоей матери, что ты меня нисколько не уважаешь…

Вот так все и устроилось. Жизнь не казалась уже бесцельной Эвальду Капейке, он все чаще и чаще стал забывать о своем увечье. Он снова научился балагурить и даже о своем протезе говорил с юмором…

Позавтракав, Капейка пошел в гараж. Путь был недолгий — перейти только улицу.