Собрание сочинений. Т.5. Буря. Рассказы

— Симан!.. — позвала его Ева. — Что с тобой?

Он еще раз посмотрел за реку. Там было темно.

Сорок лет они прожили вместе и вырастили несколько сыновей и дочерей.

У рыбачьей пристани гроб Симана Пурклава вынесли из моторной лодки и поставили на покрытый черным сукном катафалк. На колокольне раздавался погребальный звон. У церкви похоронное шествие на минуту остановилось, затем медленно двинулось дальше. Приходилось ехать потихоньку: дорога была песчаная и разъезженная. Старая Ева Пурклав хотела идти пешком за гробом своего мужа, но не хватило сил, и с полдороги ее усадили в повозку. На головах дочерей и невесток были черные шляпы с широким траурным крепом; каждая держала в руках по душистому венку из еловых веток; сыновья — Екаб и Мартин — шли без шапок, с выражением мрачной торжественности на загорелых лицах.

У ворот кладбища гроб открыли в последний раз, и семья посмотрела на темное, цвета меди, лицо, которое даже смерть не сделала светлее. В течение тридцати лет, с тех пор как его согнул ревматизм, старик Пурклав не лежал так прямо и не казался таким высоким. Седая борода была подстрижена, волосы причесаны на пробор с левой стороны, косматые брови бросали тени на запавшие глаза. Если бы Симан мог слышать сейчас, сколько хорошего говорилось о нем, такого, чего никто не высказывал ему, когда он был жив! Если бы глаза его могли открыться, он увидел бы заплаканные лица, опухшие, воспаленные веки — и, может быть, перестал бы жалеть о своей убогой жизни. Теперь он больше не видел и не слышал — и жалость родных трогала его так же мало, как теплый весенний ветер, в последний раз развевающий его седые волосы.

Мужчины подняли гроб на плечи и внесли на кладбище. Через пятьдесят шагов их сменили другие, а затем до могилы гроб несли друзья молодости покойного, такие же старые и седые, как он. Погребальный колокол звонил, на гроб сыпался песок, и женщины громко плакали. Когда все кончилось, кто-то из сыновей должен был поблагодарить пришедших на похороны. Екаб посмотрел на Мартина: ни одному не хотелось принимать на себя эту обязанность. Наконец, Екаб собрался с духом и, выйдя из толпы, сказал громко:

— От имени семьи сердечно благодарю за проводы моего… — тут он остановился и закончил тихим голосом: — за проводы моего дорогого отца к месту последнего упокоения.

Окончив свою короткую речь, он вытер пот и украдкой посмотрел на Мартина. Тот чуть улыбнулся, потому что в этой речи было одно слово, которое они не умели произносить, — оно говорилось в первый раз и прозвучало фальшиво. Они никогда не говорили «дорогой отец»; мысленно они называли его только стариком.

На лопату могильщика набросали мелких денег, затем посторонние разошлись, а семья осталась еще ненадолго у могилы.

— В будущем году нужно будет сделать ограду… — заговорил Екаб. Он был старший сын и наследовал усадьбу.

— Это должен сделать ты, — сказал Мартин.

— Я взял на себя похороны, — ответил Екаб. — Что же, мне одному обо всем заботиться?

— Дешевле ты не мог найти гроба? — отрезал Мартин. — Я бы постыдился такой покупать.

— Что же не купил лучшего? — не оставался в долгу Екаб.

Тут и сестры пришли на помощь Мартину, упрекая Екаба в том, что на похоронах не было музыки.

— Старик безусловно заслужил, чтоб его похоронили с оркестром.

— Почему же он не записался ни в одно общество? — протестовал Екаб. — Были бы музыка и знамена.

Наконец, матери удалось успокоить ссорившихся, и все с достоинством, молча пошли к морю. Но когда моторная лодка вышла в открытое море, ссора вспыхнула снова. Приходилось говорить громко, чтоб перекричать шум мотора.

— Ты подмазался к старику, потому тебе и досталось все! — кричал Мартин. — Но это не по закону, и я не успокоюсь, пока не получу своей доли.

— Старик сам так захотел, — ответил Екаб. — Разве я у него просил?

— Ты вертелся вокруг него угрем, это каждый видел!

— Отстань и не кричи, ты сидишь в моей лодке! — напомнил Екаб.

— В твоей? — издевался Мартин. — Ты ее делал?

— Если ты не замолчишь, я высажу тебя на мель! — грозил Екаб.

Мать пыталась примирить сыновей, но ее слабый голос пропадал в криках ссорящихся и шуме мотора. Ссора разгоралась все сильней и дошла до драки; братья бросились друг на друга. Младший был сильнее. Свалив Екаба на дно лодки, он уперся ему коленом в грудь и бил по голове. Оба были в крови. У черного сюртука Екаба оторвался воротник. Наконец, зятьям надоело смотреть на отвратительную драку, и они вдвоем затолкали Мартина на нос лодки.

— Это еще не все! — задыхался он, вытирая окровавленное лицо. — Он еще получит.

Заметив у поселка людей, зятья остановили мотор за третьей мелью и не подъезжали к берегу до тех пор, пока братья не умылись и кое-как не привели себя в порядок. Но на берегу драка началась опять, и все поселковые бездельники сбежались смотреть на нее. Затрещали жерди, полетели каменные грузила; наконец, явился полицейский и составил протокол. Тогда братья приутихли и вспомнили, что нужно идти домой справлять поминки. Они пошли вместе, не доверяя друг другу, и каждый боялся, что другой выльет лишний глоток водки.