Собрание сочинений. Т.5. Буря. Рассказы

— Это прекрасно, Эльмар… — Занда, забывшись, схватила его за руку повыше локтя. — Ого, с таким бицепсом ты сразу толкнешь настоящее ядро на тринадцать метров. Не смейся, я говорю совершенно серьезно. Давай сходим вечером к председателю физкультурного комитета, пока он не уехал. Пусть поможет достать, что тебе нужно. И инструктора тоже надо послать к вам. Скажи, Эльмар, а ты не бегаешь на коньках?

— Не приходилось.

— А на велосипеде ездишь? У тебя есть велосипед?

— Нет еще, только собираюсь обзавестись.

— Обязательно приобрети. Тогда я буду по воскресеньям приезжать к тебе в гости, и мы потренируемся. Хорошо бы будущим летом попасть на республиканские состязания. Если у тебя будет машина, мы начнем тренироваться, как только я вернусь из Москвы.

— Ты едешь в Москву? — с почтительным удивлением спросил Эльмар.

— Ах, зачем я сказала! — засмеялась Занда. — Ведь меня зачислили в делегацию физкультурников от нашей республики — едем на Всесоюзный парад физкультурников. Это пока секрет от домашних, смотри не проговорись брату. Я еще сама не очень уверена, что это так. Но в понедельник надо уже быть в Риге. Домой вернусь только в августе.

— Поздравляю! Какая ты счастливая… увидишь Москву, товарища Сталина.

— Да, конечно, это очень большое счастье, что я попала в делегацию! Но у меня нет еще полной уверенности… А вдруг не возьмут! Может быть, в будущем году поедешь и ты, кто знает. По правде говоря, ты это заслужил во сто раз больше, чем я.

Они сходили в уездный комитет по делам физкультуры, и, благодаря настойчивости Занды, Эльмар получил ядро, диск и еще кое-какой спортинвентарь.

— Теперь занимайся всерьез, а не в шутку, сказала Занда, когда они вернулись домой с «трофеями». — Скоро спросим с тебя и результаты. Держись, Эльмар. Мне хочется, чтобы ты стал рекордсменом.

— Попытаемся, Занда, чем черт не шутит.

5

Третий час продолжалось совещание бандитских главарей в комнате хозяина. Сама хозяйка должна была следить, чтобы их никто не побеспокоил. Дети спали, а Эдит Ланка, которая жила на хуторе в качестве работницы Эрны Озолинь, сидела одна в батрацкой каморке и глядела в открытое окно.

Одного из гостей она знала. Это был Герман Вилде.

«Позовут или не позовут, — гадала она. — Знают же они, кто я такая. А если знают, то должны понимать, что я могу не только доить коров и ворошить сено… Неужели хозяин не сказал, что я здесь?»

Ох, и хозяин… Живя в лесу, он сам стал похож на лесного зверя. Взгляд недоверчивый, ходит, как будто прислушиваясь ко всем звукам и шорохам. Засел на своих тридцати гектарах, как медведь в берлоге, и знать никого не желает. Собаки, издали завидев его, прячутся подальше, даже дети пугаются, когда Межнор выходит из дому.

Его жена, рано состарившаяся, изнуренная тяжелой работой, забитая женщина, редко вступала в разговор. Только раз она первая заговорила с новой батрачкой. Спустя две недели после появления Эдит на хуторе Межнор пришел ночью в ее комнату. Два дня хозяйка молчала, только в ее потухших глазах появилось выражение затаенной боли. Однажды рано утром она зашла к Эдит и присела на край ее кровати. Она не плакала, не ругалась, только вздохнула и тихо сказала:

— Эрна, неужели ты вздумала отнять у меня мужа? Межнор тебе не пара…

— Скажи, хозяйка, а он со всеми женщинами так? — ничуть не смутившись, в свою очередь спросила ее Эдит.

— Он давно такой, с тех пор как я хворать стала, — начала простодушно рассказывать хозяйка. — У двух батрачек дети от него были. Ну, а ты ведь не батрачка, я же понимаю, как ты попала к нам.

— Это хорошо, что понимаешь. Тогда ты должна понять вот еще что: больше чем нужно, я не задержусь здесь ни на один день. Может быть, меня завтра здесь не будет. Вот тогда ты и гляди, как бы твое место не заняли. А мне твой муж нужен не больше, чем любой другой… Тебе ведь не жалко, что я с ним иногда?..

— Ничего, — покорно согласилась Межнориене. — Раз у тебя нет дурного на уме…

После этого разговора она опять умолкла.

В хозяйственных работах Эдит принимала участие только для отвода глаз, чтобы не возбуждать подозрений у соседей. Она носила простую крестьянскую юбку, ходила нечесаной по нескольку дней. Длинные наманикюренные ногти были коротко острижены, губная помада и карандаши для бровей спрятаны; но как ни старалась опроститься Эдит, это была по-прежнему красивая, сытая женщина, и она с удовольствием сознавала это.

Проверку документов Эдит прошла легко, тем более что в паспорте Эрны Озолинь была отметка местного волостного правления. Можно было бы годами жить здесь, и никому бы не пришел в голову вопрос, кто она такая. Разве только встретился бы кто-нибудь из знакомых, но что делать ее знакомым в этом глухом углу Курземского полуострова?

Над лугами стоял густой туман. С поля доносился крик коростеля. Иногда мимо окна пролетала летучая мышь, с шумом рассекали воздух крылья невидимой птицы.

Совещание у хозяина все продолжалось.

«Нет, сегодня, наверно, не позовут, — подумала Эдит, когда за стеной часы пробили двенадцать. — Не стоит и ждать, лучше лягу».