Собрание сочинений. Т. 9.

Между напряженных, набухших розоватых мышц виднелся ребенок. Но он застрял из-за сужения влагалища, которое не мог преодолеть. Хотя Луиза была без сознания, мышцы живота и бедер продолжали работать, пытаясь вытолкнуть ребенка; даже в беспамятстве мать надрывалась и изнемогала, стремясь разрешиться от бремени. Она продолжала мучительно выгибаться, волны боли сотрясали ее тело, потуги сопровождались воплями, в которых слышалось упорство человека, борющегося против неотвратимого. Рука ребенка свисала. Маленькая темная ручка, пальцы которой то сжимались, то разжимались, словно цепляясь за жизнь.

— Отведите чуть назад ногу, — сказала г-жа Булан Полине. — Незачем утомлять роженицу.

Доктор Казенов стал между ног Луизы, которые держали обе женщины. Он обернулся, изумленный пляшущим пламенем свечи. Стоявший позади него Лазар так дрожал, что свеча качалась в его руке, словно от резких порывов ветра.

— Милый мой, — сказал доктор, — уж лучше поставьте свечу на ночной столик. Так мне будет виднее.

Не в силах смотреть больше, муж опустился в кресло на другом конце комнаты. Но тщетно он старался больше не видеть, закрывая глаза, — перед ним снова и снова возникала ручка крохотного существа, эта ручка хотела жить и, казалось, ощупью искала помощи в мире, куда явилась первая.

Доктор стал на колени. Он смазал свиным салом левую руку и начал медленно вводить ее, положив правую на живот. Необходимо было отвести назад маленькую ручку, вернуть ее в исходное положение, чтобы могли пройти пальцы хирурга; это была самая ответственная часть операции. Пальцы постепенно прошли во влагалище, затем легкими вращательными движениями врачу удалось ввести свою руку до запястья. Проникая все дальше и дальше, он нащупал колени, потом ножки ребенка; а другая рука все сильнее нажимала на низ живота роженицы, помогая ее потугам. Но теперь никто не замечал мук Луизы — все думали только о ручке ребенка, которая исчезла в ее лоне.

— Роженица ведет себя спокойно, — заметила г-жа Булан. — Иной раз приходится прибегать к помощи мужчин, чтобы удерживать их.

Полина по-матерински прижимала к своей груди ногу Луизы, чувствуя, как несчастная женщина дрожит от страха.

— Дорогая, крепись, — прошептала она.

Наступило молчание. Луиза не могла бы объяснить, что с ней делают, она испытывала лишь усиливающуюся муку, словно что-то отрывалось от нее. Полина уже не узнавала хрупкую, нежную, очаровательную девушку в этом извивающемся поперек кровати существе с искаженным от страдания лицом.

Скользнувшая с пальцев хирурга слизь измазала золотистый пушок, оттенявший белоснежную кожу. Несколько капель черной крови скатились и упали одна за другой на простыню. Луиза снова лишилась чувств, она казалась мертвой, работа мышц почти прекратилась.

— Так лучше, — сказал доктор, которому г-жа Булан сообщила об этом. — Она чуть не раздавила мне руку, боль стала нестерпимой, пришлось вытащить ее… Да, я уж не молод! В прежние времена все было бы давно кончено.

Врач ухватил левой рукой крохотные ножки и начал осторожно вытягивать их, стараясь повернуть ребенка. Произошла задержка, пришлось надавить на низ живота правой рукой. А между тем левая рука медленно и плавно выходила наружу: сперва запястье, потом пальцы. Наконец показались ножки ребенка. Все почувствовали облегчение, из груди Казенова вырвался вздох, лоб его был в поту, он прерывисто дышал, как будто после быстрого бега.

— Теперь, я думаю, все в порядке, сердце малютки бьется… Но мы еще не вытащили этого парня!

Доктор встал, напряженно смеясь. Он тут же потребовал, чтобы Вероника принесла согретое белье. Потом стал мыть грязные, окровавленные, как у мясника, руки. Ему захотелось чуть приободрить мужа, съежившегося в кресле.

— Скоро конец, дорогой Лазар. Побольше мужества, черт побери!

Лазар не шелохнулся. Г-жа Булан привела в чувство Луизу, дав ей понюхать флакон с эфиром, но акушерку беспокоило, что работа мышц совсем прекратилась. Она шепотом сказала об этом доктору, а он громко ответил:

— Я этого ожидал. Придется ей помочь! — И тут же обратился к роженице: — Не сдерживайтесь, тужьтесь. Помогите немного и увидите, все будет хорошо.

Но Луиза только махнула рукой, как бы говоря, что совершенно обессилела. Она пробормотала едва слышно:

— На мне уже нет живого места.

— Крепись, бедняжка, — сказала Полина, обнимая ее. — Скоро конец твоим мукам!