До самого вечера, скрывая под необходимой для продавщицы любезностью свои страдания, промучилась Дениза, придумывая, где бы достать денег. Девицы, заваленные работой, уступили ей одну хорошую продажу, но был еще только вторник, и до получки надо было ждать четыре дня. После обеда она решила отложить на завтра визит к г-же Гра. Она извинится, скажет, что ее задержали, а до тех пор, может быть, ей где-нибудь и удастся наскрести эти шесть франков.
Дениза избегала малейших расходов и поэтому поднималась к себе спозаранку. Что ей делать на улице, раз у нее нет ни гроша? Кроме того, она была дикаркой и по-прежнему боялась большого города: до сих пор она знала только улицы, прилегающие к магазину. Отважившись иной раз пройтись до Пале-Рояля, чтобы подышать свежим воздухом, она быстро возвращалась, запиралась в своей каморке и бралась за шитье или стирку. В коридоре, который тянулся во всю длину здания, царило казарменное панибратство: шныряли полуодетые девицы; в бабьих пересудах и перемывании грязного белья здесь изливалась вся мелочная злоба женщин, тративших силы на бесконечные ссоры и примирения. В течение дня подниматься наверх было запрещено, поэтому продавщицы там только ночевали: приходили вечером, в самую последнюю минуту, и убегали рано утром, еще заспанные, не вполне проснувшиеся после торопливого умывания; и эти внезапно появлявшиеся и столь же внезапно исчезавшие, — словно уносимые ветром, промчавшимся по коридору, — вереницы женщин, уставших от тринадцатичасовой работы, которая валила их на постель бездыханными трупами, окончательно превращали мансарды в постоялый двор, где то и дело сменяются угрюмые и утомленные путешественники. У Денизы не было подруги. Из всех девиц только одна — Полина Кюньо — по-дружески относилась к ней; но так как отделы готового платья и бельевой, помещавшиеся рядом, находились в открытой войне, дружба двух продавщиц поневоле ограничивалась лишь несколькими словами, которыми они изредка обменивались на ходу. Полина, правда, была соседкой Денизы и занимала комнату рядом, справа, но она исчезала сразу же после обеда и возвращалась не раньше одиннадцати, так что Дениза слышала только, как она укладывается спать, и никогда не встречалась с нею вне часов торговли.
В эту ночь Дениза снова покорилась необходимости преобразиться в сапожника. Она вертела в руках башмаки, разглядывала их и соображала, удастся ли проносить их до конца месяца. Наконец она взялась пришивать толстой иглой подметки, грозившие вот-вот оторваться. А тем временем ее воротничок и нарукавники мокли в тазу с мыльной водой.
Каждый вечер до нее доносились все те же звуки: одна за другой возвращались девицы, слышался их шепот, смех, иногда заглушенные упреки. Затем начинали скрипеть кровати, доносились зевки, и комнаты погружались в тяжелый сон. Часто соседка слева громко разговаривала во сне, и это сначала пугало Денизу. Быть может, и другие, по ее примеру, бодрствовали, занявшись починкой, хотя это и возбранялось; но делали они это, по-видимому, с такими же предосторожностями, как и Дениза: старались двигаться неслышно, медленно и не производить ни малейшего стука, чтобы ничто не нарушало трепетной тишины.
Прошло уже десять минут после того, как пробило одиннадцать, когда раздался шум чьих-то шагов; Дениза встрепенулась. Еще одна запоздавшая девица. Услыхав звук отпираемой рядом двери, Дениза поняла, что это Полина; минуту спустя она замерла от удивления: продавщица из отдела белья тихонько вернулась и постучала к ней.
— Скорей, это я.
Приказчицам было запрещено ходить друг к другу в комнаты. Поэтому Дениза поспешила отпереть дверь, чтобы подругу не застигла г-жа Кабен, следившая за точным соблюдением правил.
— Она там? — спросила Дениза, запирая дверь.
— Кто? Госпожа Кабен? — сказала Полина. — О, этой я не боюсь! Достаточно ста су — и дело в шляпе… — И она добавила: — Мне давно хочется поболтать с вами. Внизу никогда не удается… А сегодня вечером, за ужином, вы показались мне такой грустной…
Дениза поблагодарила и предложила ей присесть; внимание Полины растрогало ее. Но она была так смущена этим неожиданным посещением, что не успела поставить на пол башмак, который начала зашивать, и Полина увидела его. Она покачала головой, огляделась вокруг и заметила в умывальном тазу воротничок и нарукавники.
— Бедняжка, я так и думала, — сказала она. — Я тоже прошла через это. В первое время, когда я приехала из Шартра и отец не высылал мне ни гроша, сколько мне пришлось перестирать сорочек! Да, да, мне пришлось стирать и сорочки! У меня их было только две, и одна постоянно мокла.