Собрание сочинений. Т. 9.

Когда наступил мертвый сезон, в «Дамском счастье» началась паника: служащих охватила тревога и страх. Предстояли массовые увольнения, посредством которых дирекция «чистила» магазин, куда в пору июльской и августовской жары покупательницы почти не заходили.

Совершая с Бурдонклем ежедневный утренний обход. Муре отводил заведующих отделами в сторону. Зимою он в интересах торговли советовал им нанимать лишних продавцов, имея в виду впоследствии оставить из них только лучших. Теперь же требовалось максимально сократить расходы, поэтому на мостовую выбрасывали добрую треть приказчиков, выбрасывали слабых, тех, которые позволили сильным пожрать их.

— У вас, конечно, есть такие, которые вовсе не нужны для дела, — говорил Муре заведующим отделами. — Нельзя же их оставлять, чтобы они сидели сложа руки.

И если заведующий колебался, не зная, кого принести в жертву, Муре прибавлял:

— Вы отлично обойдетесь и с шестью продавцами, этого вполне достаточно, а в октябре наймете новых; народа на улицах сколько хочешь.

Бурдонкль уже принялся за избиение. С его тонких губ то и дело слетало страшное: «Пройдите в кассу». Эти слова обрушивались, как удар топора. Бурдонкль находил всевозможные предлоги для чистки. Он изобретал провинности, придирался к малейшей небрежности. «Вы изволили сидеть, сударь? Пройдите в кассу!», «Вы, кажется, вздумали возражать? Пройдите в кассу!», «У вас ботинки не вычищены? Пройдите в кассу!» Даже самые храбрые трепетали при мысли о страшном следе, который он оставлял за собой. Но поскольку этой механики оказывалось недостаточно, Бурдонкль изобрел ловушку, при помощи которой в течение нескольких дней без труда расправлялся с намеченным количеством продавцов. В восемь часов он становился у подъезда с часами в руках, и, в случае если опоздание превышало три минуты, неумолимое «Пройдите в кассу!» сносило головы бегущим сломя голову молодым людям. Все шло как по маслу — быстро и чисто.

— Что за противная у вас физиономия! — объявил он однажды бедняге приказчику, раздражавшему его своим кривым носом. — Пройдите в кассу!

Те, у кого имелась протекция, получали двухнедельный отпуск без сохранения содержания: это было более гуманным способом сократить расходы. Впрочем, в силу необходимости или привычки продавцы мирились со своим ненадежным положением. С самого приезда в Париж они толклись в торговом мире, начинали ученичество в одном месте, заканчивали его в другом, подвергались увольнению или уходили сами, внезапно, ради случайной выгоды. Фабрика останавливается, — у рабочих отнимают кусок хлеба, и все это происходит под равнодушный грохот машины: бесполезное колесо спокойно отбрасывают в сторону, как железный обруч, к которому никто не чувствует благодарности за его былые услуги. Тем хуже для тех, кто не умеет брать с бою свою долю!

Теперь среди служащих только и было разговору, что об увольнении. Каждый день рассказывали все новые и новые истории. Перечисляли уволенных продавцов, как во время эпидемии перечисляют умерших. Отделы шалей и шерстяной подверглись особенно тяжелому испытанию: за неделю оттуда исчезло семь приказчиков. Затем разыгралась драма в бельевом отделе, где какая-то покупательница, почувствовав себя дурно, обвинила продавщицу в том, что та наелась чесноку; продавщицу немедленно уволили, хотя вся вина этой недоедавшей и вечно голодной девушки состояла в том, что она съела за прилавком несколько хлебных корок. Достаточно было малейшей жалобы покупательницы, чтобы правление становилось неумолимым: никакие оправдания не принимались, служащий был всегда виноват и подлежал изъятию, как негодный инструмент, вредящий механизму торговли; товарищи опускали головы, даже не пытаясь защищать его. В атмосфере паники каждый трепетал за себя. Миньо, вышедший однажды из магазина с каким-то свертком под сюртуком, что было против правил, чуть было не попался и уже считал себя выброшенным на мостовую. Льенар, славившийся своей ленью, не вылетал за дверь только благодаря положению, которое занимал в торговле его отец, хотя однажды после полудня Бурдонкль и застал его спящим за кипами английского бархата. Но в особенности беспокоились Ломмы; они каждое утро ожидали увольнения Альбера: в дирекции были очень недовольны тем, как он ведет кассу; кроме того, к нему приходили женщины и отвлекали его от работы; г-же Орели уже дважды приходилось упрашивать за него дирекцию.