Собрание сочинений.Том 1

Сдали мужики оружие тогда, сдали. К сожалению, сдали. Вполне могли постоять за себя и за баб, перебить палачей своих, а потом с чистой совестью встать по закону к стенке… Сдали оружие. Сидят за одним столом в нашей хате с чекистами, щи хлебают, самогон жрут и трепятся благодушно в дружеской атмосфере, пробздетой сталинской демократией, о том, как они культурно будут конкурировать с колхозом, в который добровольно пошла всякая ленивая рвань, ворье и пьянь. А затем Понятьев встает и говорит: «Так, мол, и так, Шибанов. Спасибо тебе за хлеб-соль. Теперь кончать с тобой будем. И так много отнял ты у меня времени. Письмо я тебе привез не от Сталина, а от себя лично». Тут я выстрелы услышал в деревне и понял, что и впрямь пришел всем нам конец. Чекисты повытаскивали маузеры. Встали у окон и дверей. И враз обессилели от такого оборота крепкие наши мужики, прошедшие германскую и гражданскую. Сгорбились, покачали головами, а батя мой и говорит им; «Ихняя теперь бандитская сила, мужики. Никуда нам от нее не деться. Но боком выйдет вам наша кровь, и проклятье до конца времен от вас не отстанет. Стреляйте, бляди!» Человек восемь уложили с первого залпа чекисты. Один мой батя остался. «Прав, – говорит, – я был. Не годится под таким зверьем на земле жить и хлеб родить. Прав я был. Стреляй, дьявол! Не боюсь ни тебя, ни смерти! Господи, прими наши души!» Встал батя на колени перед образами, перекрестился, а папенька ваш, гражданин Гурое, отвечает: «Кончить я тебя, кулацкая харя, успею. Ты вот послушай сначала, какой красивой жизнь без вас в этих краях будет. Почуй, от чего отказался ты, погляди на то, что я нарисую». Сам раздухарился, голос дрожит, волчьи глазки сверкают, и рисует, рисует, как ниспадет лет через десять-двенадцать коммунизм полный на всю Россию, как машины возьмут на себя весь крестьянский труд, и сравняется деревня с городом, а сами крестьяне, сытые и ученые, в белых рубашках и черных брючках сидеть будут в диспетчерских и, кнопки нажимая, руководить на расстоянии фермами, элеваторами, стадами, утками, гусями и рыбой. «А ты, Шибанов, сгниешь в той земле, которую не пожелал по злобности характера и реакционности души видеть цветущеколхозной. Сгниешь, и ничего такого прекрасного не застанешь! Не увидишь ты человека, свободного от тяжкого груза собственности и кулацкой хозяйственной суеты. Вот как! Не увидишь!» «Этого и ты, зверюга, не увидишь! – говорит батя мой. И картинку я тебе, если желаешь, другую нарисую». «Ну, ну! Рисуй, давай, а мы послушаем!» – засмеялся ваш папа, гражданин Гуров, и предсказал мой батя перед смертью своей все почти с такой точностью, что потом когда сбывались каждый раз его предсказания, ужас чувствовал я и восторг: как в землю глядел Иван Абрамыч! Вы можете, гражданин Гуров, ухмыляться, сколько вам вздумается. Понятьев с подручными тоже ухмылялись тогда, а вышло все правильно. Мужика золотого и умного разорила и перевела советская власть, а вшивоту и остатки настоящих крестьян стала давить так, как никогда в истории ни на одних рабов никто не давил. В общем, нечего мне перечислять отцовские догадки. Просек он главное: логику распада крестьянской души, закабаленной и лишенной права на землю и на личное творчество на родной земле в родстве с различной скотиной… Все предсказал Иван Абрамыч. И то, что платить будут мужикам, как рабам, самую малость, только чтобы не подохли, трудодень то есть предсказал, и то, что паспорта отнимут и сниматься с места под страхом смертной казни запретят, и смерть ремесел, и оскудение земли, и постепенную отвычку паразитских городов от мяса, масла и рыбки, и даже то, что колбасу делать будут чуть ли не из говна на ваших мясокомбинатах, гражданин Гуров, тоже предсказал мой батя. Не забыл и про пшеничку. В одном ошибся, однако. Покупаем ее за золотишко не у Германии, а у Америки. Дела это не меняет. Ну и гоготали тогда чекисты, и верили, очевидно, что перед ними кровавый враг и безумец. «И еще я вам нарисую вот что, – сказал батя. – Бесы вы, и сами себя передушите, а отродье ваше сатанинское по свету пойдет. Господи, прости их! Не ведают, что творят, паразиты!»

7