Собрание сочинений. Том 1

В ночи под глухим Могилевом -

Уж так получилось само,

Иначе не мог я - ну, словом,

Пришлось разорвать мне письмо.

Всего, что пережито было

В ту ночь, ты и знать не могла.

А верно б, меня полюбила,

Когда бы там рядом была.

Но рядом тебя не случилось,

И порвано было письмо,

И все, что могло быть, - забылось,

Уж так получилось само.

Нарочно писать ведь не будешь,

Раз горький затеялся спор;

Меня до сих пор ты не любишь,

А я не пишу до сих нор.

1942

* * *

Пусть прокляну впоследствии

Твои черты лица,

Любовь к тебе - как бедствие,

И нет ему конца.

Нет друга, нет товарища,

Чтоб среди бела дня

Из этого пожарища

Мог вытащить меня.

Отчаявшись в спасении

И бредя наяву,

Как при землетрясении,

Я при тебе живу.

Когда ж от наваждения

Себя освобожу,

В ответ на осуждения

Я про тебя скажу:

Зачем считать грехи ее?

Ведь, не добра, не зла,

Не женщиной - стихиею

Вблизи она прошла.

И, грозный шаг заслыша, я

Пошел грозу встречать,

Не став, как вы, под крышею

Ее пережидать

1942

* * *

Был у меня хороший друг -

Куда уж лучше быть, -

Да все, бывало, недосуг

Нам с ним поговорить.

То уезжает он, то я.

Что сделаешь - война...

Где настоящие друзья -

Там дружба не видна.

Такой не станет слезы лить,

Что не видал давно,

При всех не будет громко пить

Он за меня вино.

И на пирушке за столом

Не расцелует вдруг...

Откуда ж знать тебе о нем,

Что он мой лучший друг?

Что с ним видали мы беду

И расквитались с ней,

Что с ним бывали мы в аду.

А рай - не для друзей.

Но встретится в Москве со мной

Весь разговор наш с ним:

- Еще живой? - Пока живой.

- Когда же посидим?

Опять не можешь, сукин сын,

Совсем забыл друзей!

Шучу, шучу, ведь я один,

А ты, наверно, - к ней.

К ней? Может, завтра среди дня

Зайду к вам. Или нет,

Вам хорошо и без меня,

Передавай привет.

А впрочем, и привет не шли,

С тобою на войне

Мы спелись от нее вдали,

Где ж знать ей обо мне?

Да, ты не знаешь про него

Почти что ничего,

Ни слов его, ни дел его,

Ни верности его.

Но он, он знает о тебе

Всех больше и верней,

Чем стать могла в моей судьбе

И чем не стала в ней.

Всех мук и ревностей моих

Лишь он свидетель был,

И, правду говоря, за них

Тебя он не любил.

..................................................

Был у меня хороший друг -

Куда уж лучше быть, -

Да все, бывало, недосуг

Нам с ним поговорить.

Давай же помянем о нем

Теперь с тобой вдвоем

И горькие слова запьем,

Как он любил, вином.

Тем самым, что он мне принес,

Когда недавно был.

Ну и не надо слез. Он слез

При жизни не любил.

1942

КАРЕТНЫЙ ПЕРЕУЛОК

За окном пепелища, дома черноребрые,

Снова холод, война и зима...

Написать тебе что-нибудь доброе-доброе?

Чтобы ты удивилась сама.

До сих пор я тебя добротою не баловал,

Не умел ни жалеть, ни прощать,

Слишком горькие шутки в разлуке откалывал.

Злом на зло привыкал отвечать.

Но сегодня тебя вдруг не злой, не упрямою,

Словно при смерти вижу, родной,

Словно это письмо вдруг последнее самое,

Словно кончил все счеты с тобой.

Начинаются русские песни запевочкой.

Ни с того ни с сего о другом:

Я сегодня хочу увидать тебя девочкой

В переулке с московским двором.

Увидать не любимой еще, не целованной,

Не знакомою, не женой,

Не казнимой еще и еще не балованной

Переменчивой женской судьбой.

Мы соседями были. Но знака секретного

Ты мальчишке подать не могла:

Позже на пять минут выходил я с Каретного,

Чем с Садовой навстречу ты шла.

Каждый день пять минут; то дурными, то добрыми

Были мимо летевшие дни.

Пять минут не могла подождать меня вовремя.

В десять лет обернулись они.

Нам по-взрослому любится и ненавидится,

Но, быть может, все эти года

Я бы отдал за то, чтоб с тобою увидеться

В переулке Каретном тогда.

Я б тебя оберег от тоски одиночества,

От измены и ласки чужой...

Впрочем, все это глупости. Просто мне хочется

С непривычки быть добрым с тобой.

Даже в горькие дни на судьбу я не сотую.

Как заведено, будем мы жить...

Но семнадцатилетним я все же советую

Раньше на пять минут выходить.

1942

ДОЖДИ

Опять сегодня утром будет

Почтовый самолет в Москву.

Какие-то другие люди

Летят. А я все здесь живу.

Могу тебе сказать, что тут

Все так же холодно и скользко,

Весь день дожди идут, идут,

Как растянувшееся войско.

Все по колено стало в воду,

Весь мир покрыт водой сплошной.

Такой, как будто бог природу

Прислал сюда на водопой.

Мы только полчаса назад

Вернулись с рекогносцировки,

И наши сапоги висят

У печки, сохнут на веревке.

И сам сижу у печки, сохну.

Занятье глупое: с утра

Опять поеду и промокну -

В степи ни одного костра.

Лишь дождь, как будто он привязан

Навеки к конскому хвосту,

Да свист снаряда, сердце разом

Роняющего в пустоту.

А здесь, в халупе нашей, все же

Мы можем сапоги хоть снять,

Погреться, на соломе лежа.

Как видишь - письма написать.

Мое письмо тебе свезут

И позвонят с аэродрома,

И ты в Москве сегодня ж дома

Его прочтешь за пять минут.

Увидеть бы лицо твое,

Когда в разлуке вечерами

Вдруг в кресло старое мое

Влезаешь, как при мне, с ногами.

И, на коленях разложив

Бессильные листочки писем,

Гадаешь: жив или не жив,

Как будто мы от них зависим.

Во-первых, чтоб ты знала: мы

Уж третий день как наступаем,

Железом взрытые холмы

То вновь берем, то оставляем.

Нам в первый день не повезло:

Дождь рухнул с неба, как назло,

Лишь только, кончивши работу,