Собрание сочинений. Том 1. Голоса

Одна большая толстая улыбка,
как перезрелый помидор.
О, революционерка, Розенталь! —
резервуар, презерватив… Обшлепай
всего меня губами… Глядя вдаль,
давай друг друга называть на «мы».
От му-ужества мычу

(Посылает ОБЪЕКТУ воздушный поцелуй.)

Му-у-учительница! Если му-ухой стану
Всю лапками тебя защекочу…

(Деловито оглядывается.)

Но если мне не лгут мои глаза,
здесь – площадь, там – собор. Ты прав, Лоренцо,
пожалуй, это – не бедро, а грудь,
не бугорки какой-нибудь девчонки,
не тощий март, а щедрый июльский полдень —
а этот полдень материнства полон…
Большая Мать на тысячу сосцов!

(Ложится навзничь.)

У-а! У-а! Я – ползунок! Хочу сисю. Надоело зеленое молоко, розовое давай. Кормят все время какой-то ДИСью1 – дрисью. Гадость! Ну, ну, давай склоняйся с вышины…
Но что это? Все небо заслоняет
гигантский зад… Несется вниз, как лифт…
Сейчас меня… Раздавленной клубникой
быть не хочу!

(Откатывается.)

Неужто пощадил?..

(Поднимается с песка, отряхивается.)

Ты пощадил меня, прекрасный зад…
От страха стал каким-то свинобрюхом…
Ты хмуришься? ты чем-то недоволен?
Но зад, который хмурится, ведь это —
чело философа!

(Изучает ОБЪЕКТ.)

Конечно, это ОН!
Мозг! Интеркук! Мулендр кудрогриозный!
Внушительное вместилище… а тем самым —
вместительное внушилище. Сейчас вырою.

(Садится на песок, роет ямку.)

Скажи мне, Разум, что такое маний?
Откуда он приходит? Куда уходит?
И почему его мы называем: буний?
Еще ответь, мы – люди почему?
бекрумкаем, чачакаемся и звачем?
Скажи, зачем свеольник – не свеальник?
И свет вопроса: есть ли Иогом?
А если нет? То, верно, нет и амры
и мамры и бедунчиков… Но это…
но это глупо, просто нелогично —
нет мамры, но бедунчики-то есть!
Молчишь?.. Понятно. Вопросы мои суть твои ответы. А раз так, я думаю, ты признаешься наконец кто ты?
Молчишь?.. Тогда я сам тебе отвечу. Ты – приз, январь, динамо, гранд-отель, известный врач, общественное мненье, ты даже – «сто лет назад», и так же точно ты – весь словарь и все слова, что будут, все имена, которыми, тебя я назову…
Я назову… Но неизвестно – что я,
быть может – ландыш, или что другое.
Я – в и вне. Прощай, мой месяц май,
отлично мы с тобой похрюкотали.

Непознанный СУБЪЕКТ незаметно стушевывается. ОБЪЕКТ, уже опознанный, остается висеть между дюнами и морем.

АХВЕЛЛОУ