Собрание сочинений. Том 1. Второе распятие Христа. Антихрист. Пьесы и рассказы (1901-1917)

– Я убеждал её утром не ходить, она сказала, что ты там будешь и ей необходимо.

Я вошёл в её комнату один…

Слушайте, вы, читатели, от нечего делать читающие романы! Вам хочется наслаждаться эстетическими эмоциями. Уходите прочь отсюда, здесь моё царство, я не хочу, чтобы вы были здесь!

Я не хочу, чтобы вы видели её на столе. Руки, сложенные на груди, на узенькой детской груди, простреленной глупым кусочком свинца! Она лежит, как и все мертвецы, никому ненужная, падаль, гнилой мусор… А ведь лицо её, она вся как живая, те же длинные ресницы, та же полуулыбка, те же мягкие нежные волосы. Я зарыдал, завыл, прижимаясь к её твёрдому холодному тельцу:

– Верочка, Верочка… ты, ты!.. девочка моя!..

Не помня себя, я схватил её за руку, как живую. И в ужасе отшатнулся: восковая рука с растопыренными пальцами, как выточенная, холодная, неподвижная, – рука какого-то мертвеца была в моей!

Нет тут Верочки! Нет никого! падаль, одна падаль!..

Всё падаль, всему конец. Все издохнут, всё гниль!

– Ура Антихристу! – дико закричал я и без шапки выбежал вон.

– Извозчик, извозчик!.. – Я бросился в пролётку: —

К девкам, в публичный дом!…………………………………

Прошло полгода с тех пор, как произошло только что описанное событие.

Жизнь моя кончена. Я не выхожу из дома и, как сознавшее себя животное, покорно дожидаюсь, когда моя «очередь». Не живу – догниваю!

Вот и вся моя исповедь!

Но на прощанье мне хочется задать вам два вопроса. Один серьёзный, а другой – так себе, пустяки, почти что для шутки.

Видите ли, когда я уже совсем кончал свои записки, мне пришёл в голову странный вопрос:

Можно ли узнать Христа, не пережив Антихриста?

Я знаю, что в этом вопросе есть какая-то несообразность, но, с другой стороны, и какая-то смутная надежда. Впрочем, об этом сейчас мне как-то страшно думать. Устал я.

А другой вопрос, пожалуй, можно было бы и не задавать.

– Мне хотелось спросить, как же вы в конце концов думаете: исповедь это или роман?..

Послесловие

По поводу «Антихриста» мне был предложен целый ряд вопросов. В конечном счёте все они сводятся к трём основным:

Во-первых, являются ли «Записки» исповедью?

Во-вторых, в каком смысле автор записок назван «Антихристом»?

И в-третьих, действительно ли я думаю, что узнать Христа можно, только пережив Антихриста?

Я считаю нужным печатно ответить на эти вопросы потому, что ответ на них может уяснить многие неясности в моей книге. А раз я выпускал её в свет, то есть по совести признавал зачем-то нужной и важной для людей, я не могу не считать столь же нужными и важными свои разъяснения. Тут дело не в каких-нибудь необычайных достоинствах книги, наоборот: недостатки художественного произведения скорее могут оправдать появление этого послесловия, ибо, коль скоро мне не удалось выразить с достаточной определённостью в художественных образах то, что пережито душой, единственное средство хоть сколько-нибудь восполнить невысказанное – это написать послесловие. Во всяком случае, как бы ни было ничтожно значение книги, я полагаю, всякий поймёт желание автора быть понятым вполне.

Первый вопрос, едва ли не самый важный для разъяснения «Записок», в то же время и самый трудный. Он настолько интимен, что ответ на него граничит с исповедью.

Однако по двум причинам я считаю для себя возможным, несмотря на всю трудность его, ответить и на первый вопрос. Первая причина заключается в некоторых личных обстоятельствах, о которых говорить здесь неуместно и которые в ближайшем будущем поставят меня в исключительное отношение к жизни, облегчающее возможность безусловной правдивости публичных признаний; вторая причина в глубоком убеждении моём, что наступает время, когда на религиозных людей возлагаются громадные исторические задачи, связанные с не менее громадным личным подвигом. В такое время каждый должен помогать друг другу и нести свой религиозный опыт другим людям, как бы слаб, немощен, недостоин ни был сам.

Итак, первый вопрос почти дословно повторяет последний вопрос «Записок»: «Исповедь это или роман?»

По совести говорю, мне немыслимо было бы односложно ответить на этот вопрос – да или нет. Мне пришлось бы сказать: да, исповедь, да, роман.

Чтобы действительно ответить на вопрос, чтобы действительно разъяснить, в каком смысле это исповедь и в каком смысле роман, я должен, хотя бы в общих чертах, сказать о самом мучительном периоде моего религиозного развития.

Несколько лет тому назад во мне закончился переход от юношеского «гимназического» отрицания к положительной религии.