Собрание сочинений. Том 1. Золотой клюв. На горе Маковце. Повесть о пропавшей улице

«…Чаю, ее превосходительство долго тебя задерживать не будет при своей особе, хотя не советую тебе и единым намеком тоски своей по мужу законному высказывать, ибо я весьма и весьма дорожу расположением к тебе их превосходительств. Сие, при мелком нашем звании, по пути продвижения к чинам немалое имеет значение. Посему, как первый друг, наставляю тебя, дабы ты к их превосходительствам, благодетелям нашим, всегда взгляд верной и любящий обращала. На ушко спрошу тебя: может, опять какой презент сделала тебе благодетельница наша, а? Чаю, хватит уже с тебя всяких женских безделушек, можешь напомнить, что не худо бы тебе было мужа новым сюртуком да штанами побаловать, особливо ежели сие суконце синего аль зеленого цвета, как у нашего главного секретаря.

Теперь о новостях наших.

Приглашали меня намедни в суд писать резолюции по делу о беглых, поймали их опять целую кучу, бежали-де на Убу и на Бухтарму. Видел я сих дураков… ну, не люди, конечно, а просто жалкое отребье рода человеческого. Присудили им шпицрутены, — не бегай впредь да от солдат правительственных оружий не отнимай, довольствуйся своим шестком. Очень они начальству грубили, посему поделом им наказание. За сие дело получил я такую мзду, что смог нашу спаленку и салончик новыми обоями оклеить, а также справить занавесочки на окны. Обои же, пышечка моя, одна галантерейность: голубые с алыми цветами.

Еще чуть не забыл. В обществе, в коем ты находишься, незачем быть недотрогою, даже смешно. Я замечал, что его высокоблагородие, горный ревизор, большой ценитель женской красоты. А как-то заметил я, и тебе он благосклонность показывал, посмотрел на тебя так сладко и приятно. Он — начальство мое тоже, не забудь сие. Посему монашеского лица не строй, коли случай будет. Нам о будущих временах позаботиться следует, ведь дети будут, а из них охота, я чаю, людей сделать, а отцу же лишнюю медальку на грудь или чин асессорский, к примеру, иметь не худо.

Итак, прими мои советы во внимание. Я же люблю тебя неизменно, посколь ничтожная моя доля сие разрешает.

Целую тебя, пышечка, в глазки, ручки, губки.

Твой любящий муж

Матвей Залихваев».

Веринька сложила письмо на коленях, улыбнулась было, представив себе спаленку в голубых обоях, но сникла вдруг, опустив завитую белую чолку.

Со вчерашнего дня не могла опомниться от тяжкого, холодного страха. Уже стала забывать прошлогоднюю весну, золотой вечер, слезы на площади перед приказом главной конторы, расслабляющую тоску и боязнь длинных бессонных ночей. Жизнь, уже успокоенная рассудком и привычной колеей, установила мерный бег дням, и вдруг разговор за обедом поднял все забытое со дна души.

А вчера еще из своего уголка в передней за шкафами и баулами услыхала, как беспокоился Гаврила Семеныч. Молодая женщина тихонько пошла по дорожке, нервно обрывая листья. С каким-то смятеньем думала: