Когда до нас впервые дошел неправдоподобный рассказ о захвате Севастополя, мы попытались показать [См. настоящий том, стр. 511–516. Ред.], проследив каналы, по которым поступила эта информация, а также исходя из данных военной науки, что за победой на Альме, какое бы решающее значение она ни имела, едва ли могла так скоро последовать капитуляция укрепленного города, являвшегося главным объектом всей кампании. В то же время мы, как нам кажется, установили тот факт, что никакой решающей победы союзники вообще не одержали, поскольку русские отступили в полном порядке, сохранив все свои орудия. И наконец, мы особенно подчеркивали то обстоятельство, что все подробности этого сообщения, не содержащиеся в официальном донесении о сражении на Альме, основаны исключительно на устном рассказе курьера, посланного к Омер-паше с секретными депешами. Таким образом, для нас вовсе не оказалось неожиданным, что потрясающее известие о «падении Севастополя» — не что иное, как искаженное воображением сообщение о победе на Альме, которое было доставлено в Бухарест шутливым курьером, провозглашено в Булони склонным к театральным эффектам Луи-Наполеоном и слепо принято на веру английским лавочником, этим выдающимся образцом человеческого рода. Английская печать вообще показала себя достойной представительницей этого класса, и можно подумать, что в Англии достаточно произнести слово Севастополь, чтобы всех привести в восторг. Наши читатели, возможно, помнят, как в конце последней сессии парламента лорд Джон Рассел заявил, что разрушение Севастополя входит в планы английского правительства; хотя это заявление и было взято назад на том же заседании, но благодаря ему в продолжение пяти часов, — выражаясь словами г-на Дизра эли, произнесенными по этому поводу, — достопочтенные депутаты были в восторге. Лондонская газета «Times» опубликовала уже не менее девяти передовых статей, составленных, bona fide или mala fide [искренне или неискренне. Ред.], все в том же восторженном духе; и все это, по-видимому, с единственной целью — толкнуть сэра Чарлза Нейпира на опрометчивые действия против Кронштадта или Свеаборга. Как бы окрыленная славой и достигнутыми успехами, эта газета уже начала осыпать ядрами, — разумеется, воображаемыми, — прусские берега Балтийского моря, а также короля-бомбу в Неаполе и великого герцога Тосканского в Ливорно. Поистине эта газета готова воевать со всем миром, в том числе, конечно, и с «остальным человечеством».
О действительном состоянии береговых укреплений Севастополя известно слишком мало, чтобы можно было с какой-нибудь степенью вероятности предвидеть, как долго продержится эта крепость. Успех на Альме дает серьезные основания считать, что Севастополь будет взят; ведь этот успех должен был поднять боевой дух союзных войск и послужить хорошим профилактическим средством от болезни, — этого опаснейшего врага союзников в Крыму, с которым, как сообщают, им уже пришлось столкнуться. Но было бы нелепо предполагать, что союзники смогут войти в Севастополь так же легко, как зашли бы в кофейню.
После грандиозной мистификации с сообщением о завоевании этой крепости, о 30000 убитых и раненых и 22000 пленных — мистификации, не имеющей равных себе в истории, — можно было надеяться, что подлинные официальные документы, по мере своего появления, будут хотя бы содержать ясную и полную информацию. Однако донесение, опубликованное в Лондоне 5 октября в экстренном выпуске «Gazette» и сегодня перепечатанное на столбцах нашей газеты, в конце концов, не свободно от двусмысленных выражений. И в самом деле, в нем очень многое вызывает недоумение, обстоятельство, которое следует объяснить тем, что оно исходит от лорда Стратфорда де Редклиффа, выученика пальмерстоновской дипломатической школы. Во-первых, в донесении указано, что оно было отправлено в Англию из Бухареста 30 сентября в 31/2 часа дня, в то время как лорд Редклифф датирует его Константинополем, 30 сентября в 91/2 часов вечера; выходит, что донесение было получено в Бухаресте за шесть часов до того, как его отправили из Константинополя. Далее, в сообщении ни слова не говорится о том, что происходило в Крыму между 20 и 28 сентября, а лишь сообщается, что
«армии союзников 28 сентября утром расположили свою операционную базу в Балаклаве и готовились к немедленному походу на Севастополь. «Агамемнон» (имеющий на борту адмирала Лайонса) и другие военные суда находятся в Балаклавской бухте. Это место представляет большие удобства для выгрузки осадного парка».