Собрание сочинений (Том 2)

Севастьянов взял узелок и вышел. С многочисленных крылечек, из окошек с геранями жители подворья смотрели, как он идет по обставленному лачугами дворику, шагая через мыльные лужи.

На улице под акациями мальчишки играли в айданы, они кричали, как воробьи. Жалюзи на доме Зойки маленькой были опущены по-ночному - наглухо. "Надо справиться о Василии Иваныче. Совестно не зайти, рядом был и не зашел. Зойки и Анны Алексеевны, должно быть, дома нет, ну у бабушки узнаю". Севастьянов поднялся по горячим от солнца камням и нажал белую пуговку звонка. Звонок отчетливо прозвучал за дверью; но никто не вышел, и раз и другой. "Может, они во дворе". Калитка была заперта. Севастьянов постучал.

Мальчишки, игравшие в айданы, обратили на него внимание и, отвлекшись от своего дела, сказали ему:

- Эй, ты! Чего ломишься! Они в больнице все! У них хозяин помирает!

39

Еще раз он побывал на Первой линии - уже после смерти Василия Ивановича.

О смерти узнал не сразу и на похоронах не был.

Шел и боялся, думал: будет плач, рыданья. Увидят его и заплачут в голос. Станут рассказывать, как мучился, что говорил. И какими словами утешать, разве их можно утешить?

В эгоизме своего счастья он не желал печали, не желал боли, причиняемой жалостью, желал нераздельно принадлежать своему счастью. Шел потому, что как же не пойти - не по-людски, не по-товарищески...

Зеленые жалюзи были подняты, сквозь них белели занавески.

Отворила Зойкина бабушка: глянула через цепочку - кто там - и впустила. На робкое "здравствуйте" Севастьянова ответила густым голосом, ободряюще:

- Здравствуй, зайди, - и важно покивала головой, как бы говоря: "Да, такие у нас обстоятельства, что же делать, тут уж ничего не поделаешь".

Она сказала, что Зоечка занимается во дворе. Он прошел через комнаты и кухню, - все было на прежнем месте, аквариум, пианино, цветы, полки с сияющими кастрюлями. Тот же пол, как свежим лаком покрытый, и дорожки от двери к двери - без единой морщинки. Будто никто не ушел из дома навеки. "Как странно", - думал Севастьянов. Он бы счел более закономерным, если бы нашел в доме упадок и хаос, и среди хаоса они бы лежали замертво.

У Зойки оказалась целая компания - два парня и две дивчины, все незнакомые. Они сидели под черешнями на разостланном рядне, кругом были разложены книги, тетради, листочки. Зойка сразу увидела Севастьянова, выходящего из дома, и смотрела на него пристально, не вставая, - по ее лицу двигалась пестрая сетка теней и солнца, и он не мог разобрать выражения этого маленького похудевшего лица, неподвижно обращенного к нему... Это длилось несколько секунд, не больше. Отложив книгу, она встала ему навстречу. Судорога прошла по ее горлу, точно она что-то проглотила с трудом; но она не заплакала.

- Здравствуй, Шура.

- Здравствуй, Зоечка. Как живешь?

Он готов был убить себя, уничтожить на месте за этот вопрос! Но, честное слово, это сорвалось с языка от растерянности и беспомощности перед ее горем.

И она это поняла, как понимала все с ним происходящее всегда, всегда. Ей, кажется, даже понравилось, принесло ей облегчение, что он приступает к разговору так обыкновенно, буднично, - словно никто не ушел навеки.

- Вот, немецким занимаемся, - ответила она. - У нас у всех с немецким так плохо, что хуже некуда. Знакомься. - Она назвала какие-то имена. - А это Шура, мой товарищ детства.

Ребята недовольно посмотрели снизу на Севастьянова. Он сказал:

- Я помешал вам.

- Немножко, - согласилась Зойка.

Она стояла, сложив на груди руки и держа себя за локотки. Губы у нее были бледненькие, голубоватые от бледности. И вообще выглядела как после тяжелой болезни.

- Пойдем, пусть они занимаются, - сказала она и пошла впереди, все так же крепко ухватив себя за локти.

- Я тебя еще не поздравляла, - сказала она не оборачиваясь.

- Спасибо, Зойка.

Он ждал, что Зойка спросит: "Почему она не пришла?" Но Зойка не спросила.

Зоя не захотела с ним пойти, сказала: "Ну, на Первую линию мне теперь дороги закрыты", - Севастьянов понял это так, что ей там невозможно показаться после того, как родные ее прогнали. Но по Зойкиному молчанию он догадался, что есть и другая причина. Рассорились, что ли? Или то, что одна счастлива, когда другую постигло несчастье, стало стеной между ними?

- Поздравьте Шуру! - сказала Зойка, вводя Севастьянова в комнату, где ее мать и бабушка сидели друг против друга: бабушка торжественно держала перед собой поднятые руки с распяленным на них мотком шерсти, а Анна Алексеевна сматывала шерсть в клубок быстрыми ловкими движениями.

- Они с Зоей поженились, поздравьте его.

Анна Алексеевна обернулась и уколола его острым взглядом. Бабушка с воздетыми руками многозначительно покивала головой, как бы говоря: "Да, да, такие обстоятельства, тут уж ничего не поделаешь". Они продолжали свое занятие. Стоя возле них, Зойка сказала:

- А я поступаю на работу.

Он знал, что после смерти отца она станет во главе семьи - работница и заботница, ответственная за себя и за этих двух старых женщин.

- Иду учить детей. Меня принимают в железнодорожную школу, в первую ступень.

- А педфак?