Повальный азарт приобретения: несут мандарины и яблоки в сетчатых сумках, свертки и бутылки, коробки с тортами и куклами, мячи, кульки конфет. И у кого-то в спешке прорвался кулек, и конфеты рассыпались по тротуару, и неудачник подбирает их, прижимая к груди остальные пакеты.
И кто-то, вспотевший и задыхающийся, бегает из магазина в магазин, ища фаршированный перец, как будто от этого перца зависит его жизнь.
И какой-то чудак в франтовской велюровой шляпе тащит на плече длинную облезлую елку. Эк, когда спохватился: не успеете, гражданин, украсить ваше дерево к двенадцати! Прохожие взглядывают на чудака с иронией, он слышит их шуточки, но деловито шагает дальше со своей колючей ношей, и на его молодом лице, по-девичьи порозовевшем от мороза, выражение гордой независимости.
Да, он поздновато сообразил, что хорошо бы украсить комнату елкой; сообразив, почувствовал, что это необходимо сделать, что без елки его жизнь неполноценна. И, рискуя опоздать к встрече Нового года, пустился на поиски. Он видел множество елок, но только в витринах и окнах домов. Рынки давно закрылись, а на площади, где шла оживленная елочная торговля, не осталось никого и ничего, кроме густой хвои на утоптанном снегу. Гражданин уже отчаивался, как вдруг видит - на углу против "Гастронома" стоит мальчишка-подросток и держит перед собой елку. Елка уродливая, громадный голый ствол и самая малость зелени, поломанные веточки жалобно обвисают, словом - заваль, но гражданин хватается за нее и держит крепко.
- Сколько? - спрашивает он.
- Двадцать рублей, - отвечает мальчишка.
- Ого! - говорит гражданин. - За что же столько? За красоту?
- А что? - хладнокровно говорит мальчишка. - Хорошая елка. Большая во.
- Все-таки двадцать - это чересчур.
- Ищите дешевле. Ваше счастье, что такую нашли.
- Счастье, положим, обоюдное, - говорит гражданин, подавая две серенькие бумажки. - Ладно, пользуйся.
Мальчишка берет бумажки с оскорбительным пренебрежением. Он презирает чудака, выбросившего такие деньги черт знает за что... И вот чудак поднимается по лестнице с елкой на плече. Елка пахнет дорогими воспоминаниями детства, а лестница - сырой штукатуркой. Оба запаха одинаково отрадны: дом построен недавно, ордер на комнату чудак получил только на днях. А до этого он жил у приятеля на кушетке и мечтал о собственной комнате...
Чуркин и Ряженцев садятся в машину. Кончилось совещание в горкоме, и заседавшие исчезли все разом, будто по петушиному крику. Чуркин и Ряженцев уезжают последними.
- В Дом техники, - говорит Ряженцев водителю.
В Доме техники будет встреча с передовиками производства. На встречу прилетели гости из Москвы, Ленинграда, Свердловска - представители министерства, знатные рабочие, - энский станкостроительный завод занял первое место во всесоюзном соревновании. По городу расставлены щиты с портретами победителей, в кино показывают хроникальный фильм о заводе.
- Еще годик, - говорит Чуркин.
- Еще ступень, - говорит Ряженцев.
В окнах свет, на занавесках тени елочных лап с подвешенными к ним шарами и звездами, шары качаются на нитках - тени поворачиваются...
- Тьфу ты, морока! - с негодованием говорит водитель.
Машина останавливается. Перед нею медленно опускается шлагбаум. Слышен слабый, несмелый вскрик паровоза.
- Черт! - говорит Чуркин. - И в праздник они тут!
- У них прорыв, - говорит Ряженцев.
Старый маленький паровоз "овечка" проходит за шлагбаумом. Он тащит один вагон - всего и дела. "Овечка" с вагоном скрывается за черным массивом городского парка. Женская фигура в тулупе и платке выходит из будки и истово крутит ворот. Шлагбаум поднимается.
- Анекдот! - ворчит Чуркин. - В центре города!
- Вы - власть, - говорит Ряженцев. - На кого жалуетесь? Ставьте вопрос в Совете Министров, поддержим.
От стародавних времен остался в Энске маленький вагоноремонтный заводик. Энск разрастается и украшается, вокруг Энска вон какие воздвигнуты предприятия, а заводик со своей пустяковой программой и устаревшим оборудованием все стоит на месте. Железнодорожники не соглашаются ни ликвидировать его, ни перенести на другую территорию. По этому поводу длится бесконечная переписка с управлением дороги и с министерством. А на сессиях критикуют Чуркина за то, что недостаточно радеет о благоустройстве. Это он-то радеет недостаточно...
По новенькому шелковому асфальту машина огибает парк и выезжает на площадь, в свет и суету. Красные электрические, голубые неоновые вывески бросаются в глаза. Трамвай, звеня, осторожно пересекает площадь. Трубный голос диктора из невидимого репродуктора сообщает последние известия. Пешеходы уже не идут шагом - бегут, обгоняя друг друга.
- Хорошо, когда у людей праздник! - говорит Чуркин.
- Хорошо! - с удовольствием соглашается Ряженцев.
Свет в домах, тени еловых лап на занавесках. Мелькнул на белом кружеве силуэт детской головки - бантик набок. "Как у нашей Нинки", думает Чуркин.
Но не все празднуют. Город - живой организм, он функционирует непрерывно.
По-обычному заступила смена на ГЭС.