Собрание сочинений.Том 2

– Пенсионеришко, – прислушался к каламбурчику и враз выискал, как назло вкравшееся в него отвратное словечко «сион».

Прибывший конвертик валялся на полу, под ногами. Л.З. поднял его все так же брезгливо…

«Иерусалим. Израиль»… Место отправления, проскрежетал зубами Л.З…скоро не будет у вашего ебаного сионизма места отправления, как не было его пять тысяч лет… мерзавцы… мало вам СССР и стран народной демократии, которые мы, так сказать, с оружием в руках, жертвуя, понимаете, жизнью…

Л.З. вдруг вздохнул с глубочайшей, с инфантильной к себе жалостью и чуть ли не стон вырвался из груди его от сдавившего нутро чувства покинутости и полной неизвестности.

Он присел по-турецки на коврике и вскрыл дужкой очков мерзкий конвертишко.

Дорогой товарищ Мехлис! Пусть Вас не удивляет обращение «товарищ». Мы с Вами братья по мировоззрению, и цель у нас одна: построение хотя бы социализма во всем мире. Мы имеем для Вас неприятную новость. Ваш двоюродный брат скончался от сердечного приступа. До последних дней он возглавлял производство алюминиевой посуды в кибуце «Штерн». И всегда был счатлив, что живет в своей стране, где он теперь похоронен. Остатки его имущества, а также некоторое количество денежек может быть Вам выслано по требованию, но вы можете передать все это в фонд памяти умерших членов кибуца. Передайте товарищу Сталину, лучшему другу еврейского народа и светочу идей Маркса – Ленина, что его портреты и фотографии висят в семьях, в столовой и в клубе культуры кибуцника. Мы ему желаем сто лет жизни на благо еврейского народа и всего мира. Если Вы можете устроить нам соцсоревнование с каким-нибудь передовым колхозом, то мы будем рады с большим удовольствием и готовы сравнить производительность труда по всем видам сельского хозяйства. Примите наши сочувствия ввиду смерти Давида, который много сделал для создания государства и развития кибуцев в нашей стране.

По поручению общества…

Подписей Л.З. разбирать не стал. Письмо показалось ему настолько абсурдным со всем этим безумным бредом насчет товарищества, мировоззрения, алюминиевой посуды, колхозных дел, построения хотя бы социализма и особенно портретов лучшего друга, что он почуял приближение приступа истерического хохота…

Вот – еврейский анекдот… просто – анекдотище… некоторое количество денежек… они могут мне их выслать… но главное – лижут жопу рябой роже… шизофреники… Срочно связываюсь с Никитой и жопомордой Жорой… Сейчас надо кончать со Сталиным… все…

Депрессию, то есть неосознанное нежелание жить, враз сняло еще пять минут назад с вялого, больного, взбешенного тем, что не удалось кончить, Л.З.

Он возвратился в деятельнейшее расположение духа. Удобно уселся на диване. Поставил на колени телефонный аппарат. Открыл американское деловое приспособленьице на букву «X». Потом передумал и открыл на «М», решив, что жопоморда поумней и повлиятельней Никиты во сто крат… Начинать следует с него. Есть, разумеется, риск, что, получив экстраординарную информацию, мордожопа Жоржик воспользуется ею, а остальных подло бортанет, если не уничтожит, – на большевистскую мораль надеяться не приходится… все мы такие, но без риска – вообще, хана…

Еще разок просчитав в уме все возможные сочетансики и вариантусы, Л.З. утвердился – отдадим должное его тогдашней интуиции – в правильности весьма странного выбора.

Сначала позвонил Маленкову. Секретарь неожиданно быстро соединил его с наследником номер один.

– Извини, Георгий Максимилианыч, Мехлис беспокоит…

– Льву Захаровичу наше, как говорится, с кисточкой. Слушаю.

– Я, собственно, не по делу. Ошалел от хворей и безделья. Дай, думаю, приглашу доброго знакомого на бывший день рождения. Я оклемался. Отметим. Поддадим. Да и поговорить не мешало бы, – слова эти были произнесены со значительнейшим нажимом и со значением же повторены, – очень не мешало бы поговорить…

– Сколько тебе стукнуло?