Собрание сочинений.Том 2

Примерно так трепыхалась, догорая, надежда Л.З. на то, что вскоре вся эта тряхомудия обернется жестоким, патологически-извращенным, но спасительным фарсом… что у нас после Колонного?… все-таки… кремация… торжественный митинг на Красной… хотя, очевидно, перед этим в Колонном выставят урну с прахом… «урна»… говно это, а не урна… там лепешка воска… это – по-марксистски… фарс лучше трагедии во всех случаях жизни… признаюсь партии, что не сумел проявить достаточных душевных качеств… эх, что нам стоит лишний раз себя покритиковать?… не до жиру – быть бы, понимаете, живу…

Л.З. постарался взять себя в руки, вновь всею шкурой как бы ощутив на хребтине преследующий глаз Наблюдателя. Превозмогая гадливость, пофиглярничал, погримасничал, как не раз делал это в угоду рябой пропадлине – большому лакомке и охотнику до всего унизительного для ближних и дальних. Приплясывал, выпятив жопу. Вскипятил вчерашнюю воду в электрочайнике. Напевал: «Старушка, не спеша, дорожку пе-ре-шла, навстречу ей идет милица-нер… вы нас не слушали, закон нарушили – платите, ба-буш-ка, штраф три рубля… ах, боже, боже мой, ведь я иду домой, сегодня мой Абгаша выходной… несу я кугочку…» На этом месте мандавошка усатая обычно и хватался за животик…

Достал из заначки американский растворимый кофе – нелегальный подарок шпиона Абеля, выкравшего секрет изготовления этого блистательного суррогата вместе с секретами ядерной бомбы у добродушных ротозеев Нового Света. Заварил кофейку.

Плеснул в тончайший, в невесомый почти, словно выдутый из самого воздуха гор, в хрустальный бокальчик коньячку – подношение Мориса Тореза, из коллекции того же казненного Лаваля, – плеснул, не замечая слабости, не отступавшей уже с занятых позиций в сосудах, в суставах, в костях, во всех органах тела… Жахнул глоток, жахнул другой… умм… ум… ничего не скажешь – умел жить предатель… запил мутным кофейком… полузакрыв глаза, прислушался к проникающему во все существо кайфу блаженства… слегка окосевая, запел: «Ах, боже, боже мой, ведь я спешу домой, сегодня мой Абгаша выходной. Несу я сумочку, а в ней есть кугочка, еще две булочки и пигожок…» Не мог не вспомнить, как всегда в таком состоянии, о половых забавах… извините, товарищи, но Мехлис не успел кончить… прерванное, понимаете, сношение…

Общая слабость все же вынуждена была слегка и без потерь отступить на стратегически важные рубежи. В порядке эффективной перегруппировки наступательных сил общая слабость даже отважилась пойти на отвлекающий зверски коварный контрманевр и сдала, некорректно уклонившись от рукопашной, небольшую низинку, не без оснований считающуюся некоторыми военными и гражданскими лицами ключевой позицией к овладению всем плацдармом…

То есть Л.З. вдруг ощутил, что его член, полностью контуженный еще пару минут назад, мужественно встает, стряхивая с себя страх поднимания в атаку, встает еще не во весь, как говорится, рост, с готовым сорваться, так сказать, с уст ором «За ро-о-одину… за Сталина-а… ура-а-а», но по-пластунски… по-пластунски… короткими перебежками… втянув головку в плечи… Л.З. бросился к телефону.

Он чуть не заорал «ура-а», услышав в трубке гудок, вмиг заполнивший целиком все сознание гудящим медом связи с миром и жизнью, и заулыбался этому бессмысленному гуду, действительно густому, словно озябший мед на зимнем базаре, заулыбался бессмысленно и протяженно…

Плечом прижав трубку к уху, отыскал торопливо рабочий телефон Верочек… так и скажу им: ну что, подлые предательницы, сольемся в экстазе?… Отыскал, удивляясь, что память сдала так быстро… как в сорок первом, понимаете, мы сдавали… отыскал, набрал номер… сердце колотилось, как прежде, в предвкушении интимно-конспиративного разговора с одной из бабеночек насчет картошки – дров поджарить и слоеных пирожков с блядями-лебедями… странно, что никто не подходит… неужели все арестованы?… кто же тогда делает анализы крови, кала и мочи правительственному аппарату?… странно… ну, понимаете, это уже агония нашего здравоохранения… так-с…

– Что «так-с»? – вдруг услышал он в трубке чей-то хрипловато-коммунальный бабский голос. А услышав, так обрадовался звуку человеческого голоса, что не нашелся, что ответить. Промямлил:

– Так-с… понимаете…

– Кто тебе требуется, «так-с» нижне-муромский?

– С кем я говорю? – брякнул Л.З. с поражавшей всех своих подчиненных мерзкой раздражительностью. – Кто, понимаете, у телефона?

– Етта ни-и тты говоришь тутта… «кто, понимаете, у телефона»… гондон, штопанный засраной ниткой… етта я говорю. – Чувствовалось, что коммунальная хамка просто лопнет вот-вот от еле сдерживаемого смешка. Л.З. распирало от негодования, как желудок с кишечником распирает иногда от саморазвития зловонных газов.

– Вы сестра?… С кем я говорю?…

– С ттабой… ой… ой… больно ты горяч: посерешь – пар идет. Етта я с кем говорю?… ой… ой…

– Вы мне ответите за хамство при исполнении служебных обязанностей… У аппарата Мехлис…