Собрание сочинений. Том 2

Все силы даже прилагая,
признанья долго я прожду.
Я жизни дружбу предлагаю,
но предлагаю и вражду.

Не по-мещански сокрушаясь,

а у грядущего в долгу
со многим я не соглашаюсь
и согласиться не могу.

Пускай не раз придется круто

и скажут: «Лучше б помолчал…» —
хочу я ссориться по крупной
и не хочу по мелочам.

От силы собственной хмелею,

смеюсь над спесью дутых слав,
и, чтобы стать еще сильнее,
я не скрываю, в чем я слаб.

И для карьер неприменимой

дорогой, обданной бедой,
иду прямой, непримиримый,
что означает – молодой.

30–31 июля 1955

«Снова грустью повеяло…»

Снова грустью повеяло
в одиноком дому…
Сколько ты понаверила,
а зачем и кому!

Для себя же обидная,

ты сидишь у окна.
Ты ничья не любимая
и ничья не жена.

Не прошусь быть любовником

и дружить – не дружу,
но с моим новым сборником
я к тебе прихожу.

Ты опять придуряешься,

в лжи меня обвинив:
«Все, дружок, притворяешься,
все играешь в наив…»

Шутишь едко и ветрено.

Я тебя не корю,
только долго и медленно
папиросы курю.

Говоришь: «Брось ты, Женечка,

осуждающий взгляд».
«Интересная женщина», —
про тебя говорят.

Мне тобою не велено

замечать твою грусть,
и, в себе не уверенный,
за тебя я боюсь.

Но походкою крупною

сквозь рассветный галдеж
ты выходишь на Трубную,
Самотекой идешь.

И глядишь ты не сумрачно

от себя вдалеке,
и взволнованно сумочку
теребишь ты в руке.

Синева незатроганная.

Солнца – хоть завались!
И ручьи подсугробные
на асфальт прорвались.

Парень мчится на гоночном,

почка сладко-кисла,
и зима уже кончена,
но еще не весна.

1955

Последний мамонт

Б. Пастернаку

Ступал он трудно по отрогу
над ледовитою рекой.
Их было раньше,
                          гордых,
                                      много,
и был последний он такой.

Не раз испробованный в буре,

сегодня сдал он, как назло.
Ему от стрел,
                     торчащих в шкуре,
внезапно стало тяжело.

Он затрубить пытался слабо,

чтоб эхо вздрогнуло вдали,
но повалился с хрипом набок,
и стрелы
              глубже
                         в бок вошли.

Уже над шкурой кто-то трясся,

и, занимаясь дележом,
умело кто-то резал мясо
тяжелым каменным ножом.

О, знали б люди эти если,

что мамонт,
                  грозен и суров,
потомкам будет интересней
всех исполнительных слонов

и что, испытанные в битве,

когда он мчался напролом,
еще не сдавшиеся бивни
храниться будут под стеклом!

6 августа 1955

«Пришлось однажды туго…»