Собрание сочинений (Том 2) (-)

- Сейчас выедем. Но, милые! Фу ты! Стой, стой! Ну что, если в овраг угодим? Чистое наказание, темень какую наворотило!

После этого долго стояли где-то, поворотив лошадей по ветру; ямщик, слезши с козел, оглядывался, топал ногой по пашне, кряхтел.

- Некуда ей и деваться, обязательно должна быть дорога; вот ведь ехали, ехали и заехали! - Наконец он, захватив кнут, сказал: - Вы тут подождите да крикните, когда я голос подам, а то и вас потеряешь, - и пропал в темноте.

Александр же Демьянович сидел, спрятавшись в воротник, и слушал, как негромко пел ветер в гривах, в плетеном кузове тарантаса; на нос и щеки падали иногда капли дождя; Растегину казалось, что с левой стороны черное место - овраг и колеса на краю обрыва; он боялся пошевелиться - вдруг дернут лошади.

- Триста лет, черт бы их задрал, помещики живут, я хоть бы дороги устроили; ну что стоит поставить фонарь... Темень проклятая! - бормотал Растегин. - Двадцатые года! Тысячу раз дурень этот ездит и каждый раз плутает, наверное.

Он, ворча и досадуя, начал зябнуть, зафыркал носом, завертелся.

- Василий! - закричал вдруг Растегин, высунувшись из воротника, - где ты?

Лошади сейчас же дернули и пошли; он кинулся к вожжам и, не найдя их, принялся взвизгивать не своим голосом; испуганные лошади побежали рысью, увозя тарантас прямо к черту. Вдруг коренник захрапел, ударился обо что-то, пристяжка запуталась, и лошади стали. Александр Демьянович с размаху налетел на козлы и различил впереди себя огромный крест.

Дрожь пробрала Растегина; не смея пошевелиться, вспомнил он, что подобные кресты ставят на местах, где находят путника, погибшего не своею смертью. Стало казаться, что повсюду из черной пашни торчат подобные кресты. И какие же люди должны жить в этом бездолье, бездорожье и темноте?

- Вот он и крест. Вот и дорога, - громко проговорил ямщик, вдруг появившись около тарантаса. - Видишь ты, куда заехали! К самому то есть мосту. - Он живо влез на козлы, присвистнул и поворотил направо.

Но направо моста не оказалось; повернули налево, и тоже не было моста. Ямщик поехал прямиком, но сейчас же осадил коней и сказал с испугом:

- Ну, барин, нас бог спас, гляди - совсем в овраг въехали.

- Нет, уж пожалуйста, я дальше не поеду, - стуча зубами, пробормотал Растегин и выскочил из тарантаса. - Какой ты ямщик! Дурак ты, а не ямщик!

- Земля, она - земля, разве ее поймешь? - ответил ямщик.

Светать еще не начинало, но понемногу небо зазеленело у краев, стали различимы и лошади, опустившие морды, и кузов тарантаса, и согнувшийся на козлах ямщик в картузе; а еще спустя немного проступила и трава и борозды пашен; издалека, едва слышно, донесся крик петуха.

- Кочета поют. Это ивановские петухи, - прошептал ямщик, вытянув ухо, - вот какого мы крюка дали.

- Почему это непременно ивановские петухи?

- По голосам слышно, голоса тонкие. У нас в Утевке у петуха голос грубый.

- Эх ты рожа, - с ненавистью сказал Растегин, ему так и чесалось стукнуть глупого ямщика, - куда ты меня спать повезешь?

- Куда ехали, туда и привезу. Разве мы зря завезем. Мы здесь с малолетства на этом деле, слава богу, сколько годов ездим. Рядились к барину Чувашеву на усадьбу, вот тебе за Ивановкой тут и усадьба.

Скоро совсем прояснило. Александр Демьянович влез в тарантас и замолчал. Ямщик, выбравшись из буераков, живо покатил по светлеющей дороге на крик петухов. Скоро забрехали собаки, вправо показались ометы соломы, избы, утонувшие в соломе, ветхие плетни, за которыми пели на тонкие голоса знаменитые ивановские кочета, влево же синела куща сада...

Ямщик, нахлестав, прокатил березовую подъездную аллею, завернулся на просторном дворе и стал около нового небольшого дома.

В одном окне горел свет. Растегин вылез из тарантаса, прижался к стеклу и увидел бревенчатую комнату, у одной стены - большой красный ящик на козлах, напротив - стол, на нем горящая свеча, две голых до локтя руки, в них растрепанная голова спящего человека, и от его локтя по всему краю стола лежащие окурки. По огромному усу Александр Демьянович признал в спящем старого своего приятеля, Семена Семеновича Чувашева. Он был известен в свое время за кутилу и бешеного игрока; и вот уже Александр Демьянович не помнил хорошо: Чувашева ли побили, Чувашев ли побил, или никто никого не бил, но какая-то дама вообще не вовремя родила, - словом, был скандал, и Чувашев пропал из Москвы.

Удивленный сейчас необычайным его видом, Растегин громко постучал в стекло. Чувашев испуганно вскинул голову, кинулся к ящику, открыл его, что-то понюхал, захлопнул и только тогда повернулся к окну.

- Семен Семенович, это я, не узнаете? - закричал Растегин.

Семен Семенович исчез и тотчас же появился на крыльце, поддергивая клетчатые панталоны и недовольно щурясь.

- Ба-ба-ба, - проговорил он, - как не узнать. А за каким делом занесло вас в эту дыру? - И, не дожидаясь ответа, выпучил покрасневшие глаза на ямщика: - Ты что это у меня по клумбам ездишь! Молчать! - закричал он, хотя ямщик и не отвечал ничего, с видимым сожалением оглядывая помятые клумбы.