Собрание сочинений (Том 2)

- Нет, ничего, - сказал Алешка.

- Странно, - сказал дядя Федя, - а пора...

Потом, когда до ночи никто не вернулся, дядя Федя остался ночевать вместе с Алешкой. Это было чудо! Всю ночь - ну, не всю, ясно, а почти до утра - они проговорили. Дядя Федя рассказывал про новые машины, которые получил сейчас колхоз, и про то, как он ездит в далекие рейсы, и что это так же интересно, как уходить в море за рыбой...

И вдруг они приехали. Приехали утром на машине, когда дядя Федя уже ушел на работу: у него опять рейс.

Приехали и привезли что-то завернутое в одеяло, и стали все хвалиться перед Алешкой, как все произошло, а Светка даже не спорила, а поцеловала Алешку, чего никогда раньше не было, и сказала:

- Вот тебе - друг, товарищ и брат! Смотри, какая лапочка! Такой славный, правда?

Алешка заглянул в одеяло, увидел сморщенную мордашку какого-то человечка и вдруг с грустью подумал, что теперь Светке и Сереже будет совсем не до него, раз есть этот маленький человечек...

- А дядя Федя не приходил?

Мама, счастливая, как и Светка, как и Сережа, спросив о дяде Феде, разрумянилась.

- Он в рейс ушел, - сказал Алешка. - А так все время приходил...

- Ну и хорошо, - сказала мама.

Светка и Сережа, а с ними и мама возились над одеялом, что-то говорили, пеленали того, кого привезли, и восторгались его красотой.

- Ну, он тебе нравится? - Светка подбежала к Алешке и опять поцеловала его.

- Конечно, - сказал Алешка.

А сам подумал о дяде Феде. Дядя Федя вернется вечером из рейса и придет к ним. А рейсы у него не менее интересные, чем в море за рыбой. Конечно, он придет после рейса.

- Мам! - сказал Алешка.

- Что, сынок? - спросила Вера Ивановна.

- Ты бы это...

Алешка не знал, как сказать.

Наконец решил:

- У Светки Сережа есть, да?

- Конечно, есть, - ответила Вера Ивановна, - а теперь и не только Сережа, а вот и малыш, твой племянник...

- А я хочу, - окончательно решился Алешка, - хочу, чтоб дядя Федя у тебя был.

Светка услышала, подбежала к Вере Ивановне:

- Правда, мама! Выходи за дядю Федю. Он, конечно, не совсем...

Тут уже Алешка вступился. И опять между ними начался спор.

Светка спорила, забыв малыша в одеяле. Алешка спорил, даже не заметив, как мама ушла к малышу.

Они спорили о дяде Феде, и про озимые не забыли, и прошедший снегопад вспомнили, а потом заговорили-заспорили, как назвать малыша, маленького человечка в одеяле, который появился в их доме, и уж тут началась настоящая словесная схватка.

Вера Ивановна качала внука. В соседней комнате.

"Тише! Он спит!" - хотела сказать она. Но промолчала.

"Завтра, - решила. - Объясню им завтра и про дядю Федю, и про все. Только подумать надо, как объяснить лучше. Что не люблю его? Нет, он хороший. Что отца их больше любила и забыть не могу? Пусть сами отца не забывают. Так и скажу, что не могу выйти замуж, раз любви нет. И что про любовь настоящую никто не знает..."

А Светка с Алешкой продолжали спорить. Долго спорили. Пока силы не иссякли.

И тут Алешка невзначай вспомнил:

- Мы с тобой тут спорим, а мама где?

МОСКОВКА

Не знаю, хорошо или плохо, когда человека сравнивают с птицами. С орлом и соколом сравнить - хорошо, а с ястребом, да еще тетеревятником, уже плохо. Соловей и райская птица - неплохо, а вот какой-нибудь вихляй или пигалица лесная? А семенуха краснобрюхая, пучеглаз, ржанка глупая, поганка ушастая или даже страус и павлин - разве лучше?

Нет, право, не все птицы симпатичны мне, и все же я люблю их, птиц, особенно тех, которых знаю по нашим подмосковным местам.

Вот и сейчас среди воробьев и синиц, что пасутся в хлебных крошках на подоконнике нашем, я вижу какую-то пичугу особую. На воробья не похожа и на синицу не совсем. Пепельно-серая птица. Но смотрю и вижу, что это только сверху. Грудка уже другая - не пепел, а дымчато-серое. Серое и вдруг с белым. А голова и шея - черные с белым. Забавная птица! Но...

Где-то я видел ее? Определенно видел. Но где?

Тут, вчера, а может, прошлой зимой или летом? Или еще раньше?..

Не воробей, не синица и на Машку нашу чем-то похожа...

Воробьи - они откровенно назойливые, приставучие. А эта птица не то. Синицы - они любопытные, забавные, но пугливые, мельтешащие. Нет, эта - не такая.

Машка наша тоже не такая.

Она, Машка, скорей как эта птица. Сверху - серенькая. Дальше присмотришься - разная: и светлое в ней найдешь, и черное, и хитрое, и наивное, и мудрое, как у этой птицы.

Жаль, что дома это не всем нравится. Кто-то хочет видеть у Машки яркое, необычное. А она - Машка. И не надо ей ничего павлиньего...

Я опять подхожу к окну...

Вороны каркают, воробьи галдят, синицы борются с воробьями, а эта...

Она смотрит на меня, пепельно-серая птица, смотрит, пугается и вновь смотрит. Глазки внимательные, чуть встревоженные и - почему-то мне кажется - мудрые.

А остальные - воробьи и синицы - шебаршат на подоконнике, дерутся за каждую хлебную кроху, стараясь перехитрить друг дружку.

Галдеж стоит такой, что не удивительно - вороны разогнали всех птиц и мою - особую - спугнули.

И мне стало чуть грустно. Потому ли, что птица эта улетела, или потому, что Машка не здесь, а в городе.