Наутро они пошли с Елкой на базар. Через молодой ельник, потом вниз, к Наре, и дальше через мост. У реки носились стрижи и бегали по песчаным отмелям деловитые трясогузки.
А в лесах - и справа от реки и слева: "сить, сить, ти-ти, ти-ти, цири-ри-ри-ри, ци-ри, терр-церк, терр-церр". Это пели синицы.
И трещали сороки, и подавали свои голоса дрозды и иволги, и где-то далеко и глухо куковала кукушка.
Уже на обратном пути, проходя с покупками по скрипучему деревянному мосту, Ленька вдруг заметил прямо перед собой на крутом обрыве ель и березу. Они были точно такие же, как у их дома в Москве, и так же росли рядом, словно из одного корня. Только ель посветлее и береза покрыта живыми, шевелящимися листьями. Ну конечно, он вспомнил их теперь! Он видел их в прошлом году...
Ленька даже присвистнул от неожиданной радости, саданул ногой по какой-то щепке, и она полетела за перила моста, крутясь, в воду.
- Ты что, Леонид? - серьезно спросила Елка.
Он ухмыльнулся.
- Да ничего! Просто нравится здесь!
- А я не понимаю все-таки, зачем ты купил эту утку? - невзначай спросила Елка.
- Утку? - не понял Ленька. - Бабушка просила, и купил. Для еды. А что?
- А кто ее резать будет?
- Как - кто? Или бабушка, или я, - не задумываясь, ответил Ленька. А кто же еще? Я могу!
- А я никак не могу, - призналась Елка. - И никогда бы не смогла. Наверно, это глупо? Да?
Потом сказала другое:
- А знаешь что? Давай как-нибудь на Нарские пруды съездим? Только лошадь надо в колхозе взять. А то далеко...
Ленька не слышал прежде о Нарских прудах.
- Знаешь, как там! Во! - продолжала Елка. - И недалеко! Часа четыре с половиной... В общем, надо на весь день туда ехать.
- Что ж, давай съездим, - согласился Ленька. - А когда?
Лето, как всегда, проходило быстро. Казалось, еще вчера по деревне летел тополиный пух и пахло свежескошенным сеном и земляникой, а вот уже и одуванчики отцвели, и васильки у дорог поблекли, и все чаще в полях слышался шум тракторов: началась уборка. И цвета - земли, лугов и лесов были теперь другие, и птицы пели иначе...
В один из начальных августовских выходных дней к Леньке приехали мать и отец. У отца были свежие газеты, и Ленька сразу же уткнулся в них, попутно отвечая на вопросы родителей:
- Да, хорошо!.. Ага, хорошо!.. Что?.. Да, все хорошо... Сплю? Хорошо сплю!..
Александра Федоровна довольно поддакивала. Что-что, а у нее к внуку никаких претензий. Наоборот! И по дому помогает, и слушается, и в колхозе не чужой человек - люди хвалят... Все б такие дети были!..
Ленька не слушал разговора старших.
Вдруг сорвался с места:
- Пап! Можно, я на минутку? Мам! Мне очень нужно! Я сейчас вернусь...
Родители и бабушка молча переглянулись.
- Ну конечно, Ленек, сбегай, сбегай, - первая сказала бабушка. Пусть сходит, - добавила она уже родителям. - Всякие дела могут быть у человека. Мало ли что! Да возвращайся скорей. Праздник у нас нонче, как-никак праздник.
Ленька схватил одну из газет и выскочил из избы.
Елку он нигде не мог найти, хотя и обегал полсела. Наконец, решившись, постучал в ее дом. Постучал впервые: он никогда не решался зайти к ней, даже когда она звала - отговаривался.
- Ел... Елочку можно? - спросил он, когда ему открыла ее мать. И сам не понял, почему Елку назвал Елочкой. От растерянности, что ли?..
- Заходи, Леня, заходи, - просто сказала Елкина мать.
Она знала Леньку и прежде, не раз встречала и в поле и на улице. Но в доме никогда, и потому, наверно, Ленька побаивался ее.
Но сейчас увидел, услышал, и все оказалось проще. Она была, пожалуй, такая, как и его мать и как его бабушка, - чуть старше матери, чуть моложе бабушки. И лицо простое, и улыбка, и слова:
- Заходи, Леня, заходи...
У Леньки отлегло от сердца, особенно когда он увидел Елку.
- Вот слушай, - бодро сказал Ленька, развернув газету. - Слушай! Так вот: "Закон о принятии Эстонской Советской Социалистической Республики в Союз Советских Социалистических Республик... Шестого августа тысяча девятьсот сорокового года..." Значит, ты, Елка, теперь не иностранка?
Елка молчала. Улыбалась и молчала.
- А у нас тоже, Леонид, радость, - наконец сказала она. - Папу освобождают. Вот письмо прислал. Пишет, что теперь съездим в Таллин, на родину. На будущий год, пишет, обязательно съездим...
Елки-палки - лес густой,
А ты, Леня, холостой...
Ленька не понял, хотя она впервые назвала его не Леонидом, как прежде, а Леней.
Они шли по сжатому ржаному полю. Высоко в небе кружились жаворонки. И носились стаи воробьев. И парил выше всех ястреб-перепелятник. Было душно и знойно, как перед грозой.
Ленька не знал, что ответить.
Сказал просто так:
- Конечно, холостой. Ну и что?
- Так просто. Может, я тоже никогда замуж не выйду. Вот!
- Почему? - спросил Ленька, чтобы не молчать.
- Да меня все в школе мальчишкой зовут...
Потом они шли молча. Елка без конца нагибалась, подбирала колоски ржи. Набрала целый букет, остановилась.
- Хочешь, я тебя поцелую?
Ленька опешил.
Покраснел как рак.
Она подпрыгнула и неловко чмокнула его не то в щеку, не то в нос.
- Зачем? - глупо спросил Ленька.