Собрание сочинений (Том 2)

- Так вот дед мой им сведения передавал. И через них - штабу Западного фронта. По этим сведениям наши разгромили немецкий аэродром под селом Ватулино, артиллерийский склад и штаб полка в Можайске. В общем, много чего сделали! А отец у меня летчиком всю войну...

Шубейка на мальчишке, как заметил Александр Петрович, недорогая, с дешевым воротником, а шапка хорошая, только потертая от времени и страшно большая: на лоб и уши налезает. Видно, не своя, отцовская. И портфель дерматиновый, куда он только что совал шишки, незастегнутый, распухший, не новый, мятый, потрескавшийся.

Птицы лесные вспорхнули с тропки. Александр Петрович узнал только двух снегирей, а мальчишка сразу:

- Смотрите, зеленушки, коноплянки, дрозды, снегири...

- А я думал, что все, кроме снегирей, воробьи, - пошутил Александр Петрович.

- Нет, воробьи ближе к жилью тянутся, их в лесу не встретишь, сказал он. - А вы знаете мину-сюрприз? - вновь перескочил он с птиц на войну. - Ну, в коробочке "Казбека", в папиросной?

- Слышал, - сказал Александр Петрович. - Ходили наши разведчики с такими по тылам немцев.

- А вот дед мой, я рассказывал вам о нем, так однажды такую мину подсунул прямо в кабинет начальника гестапо района. Правда, сам начальник не взорвался, а офицеров их много погибло...

"Вот почему он тут ходит, - подумал Александр Петрович. - Славно! Традиции отцов и даже дедов, как говорят, и все они в нем есть..."

В городе такие ребята выглядят куда старше. И не по одежде. Признаться, Александр Петрович и побаивался их порой, вернее, избегал, поскольку не знал, как с ними держать себя, как говорить. Они чаще не спрашивают, а сами отвечают на все...

Этот - не такой и потому особенно был приятен ему. Наивный, с пухлыми губами и моргающими глазами и какой-то чистый...

А ему пятнадцать. Шестнадцатый пошел.

Небо - белесое с голубинкой. Оно и в лесу видится. Там, где лес, лес, над головой голубее. Но на спуске к ручью и прямо на берегу его, на поляне, уже куда больше неба, и оно разное. Прямо над тобой - голубое, иссиня-голубое. А дальше оно бледнеет, бледнеет и постепенно становится уже не голубым, не белесым, а молочным. И еще дальше, с лесной поляны, как видит глаз, небо меняется. Там оно светлее молока со стороны солнца и на фоне леса, но стоит повернуть голову - и опять белый цвет начинает голубеть и почти незаметно, осторожно возвращается к прежнему цвету неба, которое ты видел там, наверху.

- На небо смотрите? - спрашивает мальчишка и тут же добавляет: - Я тоже люблю. А больше всего - лес. Этот!

- И я, - признается Александр Петрович.

Ветка сухих дубовых листьев повисла на голой осине, прилипла к ней и сейчас, запорошенная снегом, похожа на сказочные грибы.

В сарае у домика лесника вяло кудахчут куры. У них там какие-то свои переживания. Другие куры - не белые на фоне снега, а какие-то желтоватые вместе с петухом прижались у стен сарая, прямо на снегу. Поднимают, нахохлившись, то одну ногу, то другую.

Петух повелительно, но устало посматривает на них и сам чистит перышки, старается спрятать голову под рыжевато-грязное свое крыло. Но вот наши спутники минуют сарай, и петух выходит за ними на тропку.

"Ку-к-ка-р-реку!" - кричит он им вслед.

Александр Петрович оборачивается:

- Здравствуй, петух!

"Ку-к-ка-р-реку!" - опять повторяет петух.

Кажется, он совсем разошелся. Они уже отошли от сарая, а за спинами их все слышится это "ку-к-ка-р-реку" и нежданно - возбужденное кудахтанье кур. Видно, они все - и там у сарая, и в сарае - ждут весны. Лишь сигнал подай!

Копна сена под навесом, что чуть дальше от хозяйства лесника, тоже напоминает о весне и о лете. Копна тает, как и снег, сена осталось уже совсем чуть-чуть (хватит ли леснику для его коровы до первого весеннего выпаса?), но и эти остатки копны пахнут уже весной и летом, пахнут дурманяще.

Чем дальше в лес, тем больше причудливых зимних чудес. И не одни уже белые куропатки, песцы и пучки ваты на голых стволах и на лапах елей, а и удивительные фигуры из снега, которые никогда не построит нарочно ни один мальчишка. Дед Мороз, лежащий на боку, - он подложил под голову с мохнатой шапкой руку и лежит себе спокойно, отдыхает после трудных декабрьских дней и январской вьюги, и, верно, снятся ему хорошие сны. И Снегурочка, выросшая на срубленном пне березы, рядом с сосной, - тонкая, омытая ветрами. И белые мышки, и тюлени, и пингвины, и что-то похожее на сказочные города из сахара и крема...

А рядом сломанный ствол березы, и на нем белые охапки в окружении сухих стеблей крапивы, и все это в снегу, занесенное, похожее на Гулливера в стране лилипутов. Развалился Гулливер на поникшем стволе березы, а вокруг него мельтешат маленькие существа - крапивные человечки, лилипуты. Внизу, под стволом, настоящая пещера - полметра глубиной и вышиной. Но увы! - ее уже освоили местные псы, бегающие по тропинке. Конечно, освоили по своим делам...