Собрание сочинений. Том 2

Мои взгляды на все эти события диаметрально противоположны общепринятым. Но они в точности подтверждаются событиями последующего периода истории Германии. Будь война против Наполеона в самом деле войной за свободу против деспотизма, она привела бы к тому, что все покорённые Наполеоном нации после его падения провозгласили бы принцип равенства и наслаждались бы его благами. Но в действительности было как раз обратное. Со стороны Англии война была начата перепуганной аристократией и поддержана плутократами, которые нашли неисчерпаемый источник прибыли в повторных займах и в разбухании национального долга, а также в представившейся им возможности проникнуть на южноамериканские рынки, заваливая их своими промышленными изделиями, и захватить те французские, испанские и голландские колонии, которые они считали подходящими, чтобы потуже набить свой кошелёк; они стремились установить неограниченное господство Британии над морями^{182}. чтобы иметь возможность разорить торговлю любой другой нации, конкуренция которой могла служить препятствием для их собственного обогащения; наконец, они стремились утвердить своё право на огромные прибыли от снабжения европейских рынков в противовес континентальной системе Наполеона. Таковы были реальные причины этой продолжительной войны со стороны тех классов, в чьих руках тогда находилось управление Англией. Ч.то же касается выдвинутого предлога, будто французская революция представляет угрозу для основных принципов английской конституции, то он лишь свидетельствует о несравненных достоинствах этого «совершенного творения человеческого разума». Со стороны Испании война была начата для защиты принципа легитимного престолонаследия и инквизиторского деспотизма духовенства. Принципы конституции 1812 г. были выдвинуты позже, чтобы воодушевить народ на дальнейшую борьбу, сами же эти принципы были французского происхождения. Италия никогда не была враждебна Наполеону, так как он принёс ей только пользу, и она была обязана ему уже самим фактом своего существования как нации. То же самое относится и к Польше. Чем Германия была обязана Наполеону, об этом я уже сказал в первом своём письме.

Решительно все державы-победительницы рассматривали падение Наполеона как гибель французской революции и торжество принципа легитимизма. Результатом этого, само собой разумеется, было восстановление этого принципа в своём отечестве, сначала под прикрытием таких сентиментальных фраз, как «Священный союз», «вечный мир», «общественное благо», «взаимное доверие между государем и подданными» и т. д. и т. д., а затем и без всякого прикрытия, при помощи штыка и тюрьмы. Бессилие завоевателей в достаточной мере проявилось уже в том факте, что побеждённый, наконец, французский народ с навязанной ему ненавистной династией, опиравшейся на 150 тыс. иностранных мушкетов, всё же внушал победившим врагам такой страх, что ему была дана довольно либеральная конституция; между тем другие нации при всех своих усилиях и хвастливых фразах о свободе не получили ничего, кроме красивых слов, за которыми последовали свинцовые пули. Подавление французской революции было ознаменовано избиением республиканцев на юге Франции, кострами инквизиции и реставрацией отечественного деспотизма в Испании и Италии, законами о затыкании рта и «Питерлоо» в Англии. Мы сейчас увидим, что в Германии дела приняли подобный же оборот.

Прусское королевство первое из всех германских государств объявило войну Наполеону. Пруссией в то время управлял Фридрих-Вильгельм III, прозванный «Справедливым», один из величайших олухов, когда-либо служивших украшением престола. Рождённый быть капралом и проверять, в порядке ли пуговицы у солдат, холодный развратник и в то же время проповедник морали, неспособный говорить иначе, как в неопределённом наклонении, превзойдённый в искусстве писать приказы только своим сыном, он знал всего лишь два чувства: страх и капральскую заносчивость. В первую половину его царствования преобладающим у него состоянием духа был страх перед Наполеоном, который отнёсся к нему с презрительным великодушием и возвратил ему половину королевства, так как считал, что оно не стоило того, чтобы его удерживать. Подчиняясь этому страху, король разрешил управлять вместо себя партии половинчатых реформаторов — Гарденбергу, Штейну, Шёну, Шарнхорсту и другим, которые положили начало более либеральной организации муниципалитетов, отмене крепостного права, обращению феодальных повинностей в ренту или в определённую сумму, подлежащую выплате в течение 25 лет; но, главное, они положили начало военной организации, которая даёт народу огромную силу и которая рано или поздно будет использована против правительства. Была также «подготовлена» конституция, до сих пор, однако, не появившаяся на свет. Дальше мы увидим, какой оборот приняли дела в Пруссии после поражения французской революции.